Туман клубился над Атлантическим океаном. Большой пароход быстро шел вперед, резким свистом разгоняя на пути рыбачьи лодки.
Дверь в курительную комнату была настежь раскрыта.
— Этот мальчишка Гарвей совершенно несносен, — произнес человек в сером пальто, порывисто захлопнув дверь. — Вовсе нам не нужен здесь этот выскочка!
— Знаю я это воспитание. В Америке много таких господ! — проворчал сквозь зубы седоволосый немец, прожевывая сандвич. — Они плохо кончают!
— Ну… особенно тревожиться тут нечего, скорее надо пожалеть его! — возразил обитатель Нью-Йорка, растянувшись во весь рост на подушках дивана. — Его таскали из отеля в отель, когда он был еще совсем ребенком. Сегодня утром я говорил с его матерью. Она очень милая леди, но совсем не умеет руководить сыном. Он отправляется в Европу, чтобы закончить свое образование.
— Это образование еще не начиналось! — раздалось из угла, где сидел, скорчившись, филадельфиец. — Мальчик говорил мне, что получает двести долларов в месяц карманных денег. Ему еще нет и шестнадцати лет.
— Его отец — железнодорожный туз? Не правда ли? — спросил немец.
— Да, и это, и рудники, и акции, и суда. Он заведовал постройкой в Сан-Диего и в Лос-Анджелесе, владеет полдюжиной железных дорог и позволяет жене мотать свои деньги, — усталым голосом продолжал филадельфиец. — Запад не удовлетворяет богатую леди. И вот она кружит по свету со своим мальчиком и своими расстроенными нервами. Побывали они и во Флориде, и в Адирондаке, и в Нью-Йорке и т. д. Мамаша желает позабавить своего мальчика. Когда он вернется из Европы домой, это будет сплошной ужас!
— Что хочет сделать из него отец?
— Старик мечтал о многом и несколько лет тому назад осознал свою ошибку. Жаль, потому что в мальчике много хороших черт.
Дверь снова растворилась, и в комнату вошел стройный, высокий мальчик лет пятнадцати, держа сигарету в углу рта.
Желтоватый цвет лица мало подходил его возрасту, а в его взгляде читалась нерешительность, вызов и какая-то болезненность. Юноша был одет в цветную куртку, гамаши, красные чулки и велосипедные башмаки. Красная фланелевая шапочка была сдвинута на затылок. Свистнув сквозь зубы, он оглядел все общество и громко произнес:
— Туман порядочный… Около нас столпилось много рыбачьих лодок… Не наехать ли нам на одну из них?..
— Закройте дверь, Гарвей, — сказал житель Нью-Йорка, — закройте ее и уйдите. Вы нам не нужны!
— Кто запретит мне стоять здесь? — возразил юноша развязно. — Разве вы платили за мой проезд, мистер Мартин? Я имею такое же право быть здесь, как все другие пассажиры!
Он схватил фигуры с шахматной доски и начал перебрасывать их с руки на руку.
— Скучно, джентльмены! Не сыграть ли нам в покер?
Ответа не последовало. Гарвей пыхнул сигаретой, покачал ногой и забарабанил пальцами по столу.
— Как чувствует себя сегодня ваша мама? — спросил один из присутствовавших. — Я не видел ее сегодня за завтраком.
— Она у себя, я полагаю, мама почти всегда бывает больна на море. Я готов дать пятнадцать долларов служанке, чтобы она получше ухаживала за ней. Сам я редко спускаюсь вниз, потому что не люблю проходить мимо этих лакейских чуланов. Вот я в первый раз переезжаю океан, джентльмены, и, кроме первого дня, я не был нисколько болен!
Юноша торжествующе махнул кулаком и собрался уходить.
— О, да, вы представляете из себя патентованную машину, — произнес, зевая, филадельфиец, — и будете пользоваться кредитом у себя дома!
— Я знаю это. Я прежде всего американец до мозга костей и буду им всегда. Проеду по Европе и покажу им себя. Ну!.. Сигаретка докурилась… Нет ли у кого из джентльменов настоящей сигары?
В эту минуту вошел главный механик, красный, улыбающийся, мокрый.
— Скажите, Макс, — закричал Гарвей весело, — как дела?
— Все идет обычным путем, — был серьезный ответ, — младшие почитают старших, а старшие стараются оценить младших!
Легкий стук послышался в углу. Немец открыл свой сигарный ящик и подал Гарвею прекрасную сигару.
— Вот, покурите, молодой друг! — произнес он. — Я могу доставить вам это удовольствие.
Гарвей зажег сигару, хотя чувствовал себя неловко в этом обществе взрослых.
— Однако, начинает сильно качать! — проговорил он.
— Мы сейчас узнаем это, — возразил немец. — Где мы теперь, мистер Макдональд?
— Бродим вокруг и около, мистер Шеффер, — ответил инженер. — Сегодня ночью мы будем на Большой Отмели. Мы находимся среди рыбачьих лодок.
— Нравится вам моя сигара? — спросил немец Гарвея, глаза которого были полны слез.
— Прекрасная, ароматная сигара! — ответил он сквозь зубы. — Мы, кажется, замедлили ход, не правда ли? Я пойду посмотрю, что показывает лот.
Гарвей зашагал по мокрой палубе к ближайшим перилам. Ему было скверно, но, заметив лакея, занимавшегося уборкой палубы, он поспешил дальше. Похваставшись, что никогда не страдал морской болезнью, Гарвей, из гордости, не желая никому показать своей слабости, шатаясь, добрался до кормы. На деке[1] никого не было, и Гарвей едва добрался до фок-мачты. Здесь он замер от боли. Ему казалось, что голова его распухла, огненные пятна мелькали перед глазами, тело потеряло свой вес, а ноги выплясывали дикий танец. Юноша совершенно ослаб от морской болезни.
