Собрание сочинений, том 12 - [27]
Испанская революция 1856 г. отличается от всех своих предшественниц тем, что она полностью утратила династический характер. Как известно, движение с 1804 по 1815 г. было национальным и династическим[52]. Хотя кортесы в 1812 г. провозгласили почти республиканскую конституцию, они действовали при этом от имени Фердинанда VII. Движение 1820–1823 гг.[53], с его робким республиканизмом, было в общем преждевременным, и массы, к которым оно обращалось за поддержкой, не сочувствовали ему, ибо эти массы были привязаны к церкви и к короне. Королевская власть в Испании имела такие глубокие корни, что понадобилось завещание Фердинанда VII и воплощение противоположных принципов в двух ветвях династии, карлистской и кристинской, для того, чтобы борьба между старым и новым обществом приняла серьезный характер. Даже для того, чтобы бороться за новый принцип, испанцам нужно было знамя, освященное временем. Под такими знаменами и велась борьба с 1831 по 1843 год. Потом наступил конец революции, и новая династия получила возможность показать себя с 1843 по 1854 год. Революция в июле 1854 г. не могла не означать, таким образом, нападения на новую династию; но защитой невинной Изабеллы явилась всеобщая ненависть к ее матери, и народ бурно радовался не только своему собственному освобождению, но также и освобождению Изабеллы от ее матери и камарильи.
В 1856 г. завеса пала, и Изабелла сама бросила вызов народу, совершив coup d'etat [государственный переворот. Ред.], который вызвал вспышку революции. Изабелла показала себя расчетливо-жестокой и трусливо-лицемерной, достойной дочерью Фердинанда VII, который сам был так лжив, что, несмотря на весь свой фанатизм, никогда, даже с помощью святой инквизиции, не мог поверить, что столь возвышенные личности, как Иисус Христос и его апостолы, говорили правду. Даже резня мадридцев, учиненная в 1808 г. Мюратом[54], выглядит как незначительное нарушение общественного порядка по сравнению с бойней 14–16 июля, которую невинная Изабелла наблюдала с улыбкой на устах. Эти дни прозвучали для монархии в Испании погребальным званом. Только слабоумные легитимисты в Европе могут воображать, что после падения Изабеллы на ее место поднимется дон Карлос. Они всегда думают, что если отмирает последнее проявление какого-либо принципа, то лишь для того, чтобы дать его первоначальному проявлению снова выступить на сцену.
В 1856 г. испанская революция утратила не только свой династический, но также и свой военный характер. Почему армия играла такую выдающуюся роль в испанских революциях, можно объяснить в немногих словах. Издавна существующий институт генерал-капитанств, превращавший капитанов в настоящих пашей своих провинций[55]; война за независимость против Франции, сделавшая армию не только главным орудием национальной обороны, но также первой революционной организацией и центром революционной деятельности в Испании; заговоры 1815–1818 гг., сплошь исходившие от армии; династическая война 1833–1840 гг.[56], в которой с обеих сторон решающим фактором была армия; изоляция либеральной буржуазии, принуждавшая се пускать в ход солдатские штыки против сельского духовенства и крестьян; обстоятельства, вынудившие Кристину и камарилью прибегнуть к штыкам против либералов, подобно тому как либералы прибегали к штыкам против крестьян; сложившаяся из всех этих прецедентов традиция, — таковы были причины, которые придавали революции в Испании военный, а армии преторианский характер. До 1854 г. революция всегда зарождалась в армии, и ее отдельные проявления до этого времени не представляли никаких внешних различий, кроме различий в ранге тех военных, из среды которых они исходили. Даже в 1854 г. первый толчок исходил еще от армии; но уже Мансанаресский манифест О'Доннеля[57] свидетельствует о том, насколько слабее стала основа, на которой покоилось преобладание армии в испанской революции. На каких условиях О'Доннель получил возможность в конце концов прекратить свою недвусмысленную прогулку от Викальваро к португальской границе и вернуть армию обратно в Мадрид? Только когда он дал обещание немедленно сократить численность армии, заменить ее национальной гвардией и не допустить, чтобы плоды революции поделили между собой генералы. Если революция 1854 г. ограничилась, таким образом, лишь выражением своего недоверия к армии, то уже через два года она подверглась открытому и прямому нападению со стороны этой армии, показавшей теперь, что она достойна стать в один ряд с кроатами Радецкого, африканцами Бонапарта и померанцами Врангеля[58]. Насколько испанская армия ценит свое новое почетное положение, показывает вспыхнувший 29 июля бунт одного из полков в Мадриде, который, не удовлетворившись одними только сигаретами Изабеллы, забастовал, требуя пятифранковых монет и бонапартовской колбасы
