Собрание сочинений, том 12 - [263]

Революция, или, вернее, порожденная ею контрреволюция, в корне изменила всю картину. Из личных причуд короля Landjunker извлекли реальные выгоды и сумели отбросить правительство назад к положению, которое оно занимало не только до 1848 и до 1815 г., но даже до 1807 года. Робким романтическим воздыханиям наступил конец, но вместо них появилась прусская палата лордов; было восстановлено право мертвой руки[448], помещичья юрисдикция процветала в имениях, как никогда прежде; право не платить налоги снова стало атрибутом дворянства; полиция и правительственные чиновники должны были склониться перед дворянами; все высшие должности были предоставлены отпрыскам земельной аристократии и дворянства, просвещенные чиновники старой школы были убраны и заменены прихвостнями рантье и помещиков, а все свободы, завоеванные революцией, — свобода печати, свобода собраний, свобода слова, конституционное представительство, — все эти свободы хотя и были сохранены, но лишь как привилегии аристократического класса. С другой стороны, если в предшествующий период буржуазия поддерживала философское движение, то теперь аристократия вырвала его с корнем и на его место водворила пиетизм. Все просвещенные профессора были изгнаны из университетов, a viri obscuri [обскуранты. Ред.], Хенгстенберги, Штали и tutti quanti [иже с ними. Ред.], завладели всеми просветительными учреждениями Пруссии, начиная от сельских школ и кончая высшим учительским институтом в Берлине. Полицейский и административный аппарат был не разрушен, а превращен в простое орудие правящего класса. Даже промышленная свобода подверглась нападению; и так как система патентов была превращена в мощное средство протекции, запугивания и подкупа, то ремесленники крупных городов были снова загнаны в корпорации, цехи и в разного рода другие отжившие формы отошедшей в прошлое эпохи. Таким-то образом, все самые смелые мечты короля, остававшиеся мечтами в течение первых восьми лет его абсолютистского режима, сбылись благодаря революции и были яркой, ощутимой действительностью в течение восьми лет между 1850 и 1857 годами.

Однако медаль имеет и оборотную сторону. Революция рассеяла идеологические иллюзии буржуазии, а контрреволюция покончила с ее политическими притязаниями. Таким образом, буржуазия была отброшена назад к единственно присущим ей занятиям — торговле и промышленности, — и я не думаю, чтобы какой-либо другой народ в течение последнего десятилетия сделал относительно такой же огромный шаг вперед в этом направлении, как немцы и в особенности пруссаки. Если вы видели Берлин десять лет тому назад, то теперь вы его не узнаете. Из чопорного плац-парада он превратился в шумный центр германского машиностроения. Если вы проедетесь по Рейнской Пруссии и герцогству Вестфалии, вы невольно вспомните Ланкашир и Йоркшир. Если Пруссия не может еще похвастаться собственным Исааком Перейрой, зато у нее есть сотни Мевиссенов, возглавляющих всевозможные Credits Mobiliers, которых в Пруссии больше, нежели князей в Германском сейме.

Бешеная погоня за богатством, стремление идти вперед, открывать новые рудники, строить новые заводы, сооружать новые железные дороги и в особенности помещать деньги в акционерные компании и спекулировать их акциями, — все это стало модной страстью, охватившей все классы общества от крестьянина до самого коронованного государя, когда-то бывшего reichsunmittelbarer Furst[449]. Таким образом, вы видите, что дни, когда буржуазия оплакивала свое вавилонское пленение и униженно склоняла свою голову, были как раз теми днями, когда она становилась действительной силой в стране, между тем как высокомерный аристократ превращался по своей внутренней сущности в искателя барышей, в наживающего деньги биржевого спекулянта. Если вам нужен пример того, как спекулятивная философия превращалась в коммерческую спекуляцию, взгляните на Гамбург 1857 года. Разве эти умозрительные немцы в то время не показали себя виртуозами по части мошенничества? Однако это поступательное движение прусской буржуазии, усиленное общим повышением цен на товары и, следовательно, общим снижением постоянного дохода правящей бюрократии, естественно, сопровождалось разорением мелкой буржуазии и концентрацией рабочего класса. Разорение мелкой буржуазии в течение последних восьми лет — это всеобщее явление, которое можно наблюдать повсюду в Европе, но нигде оно не происходит в такой резкой форме, как в Германии. Нуждается ли это явление в каком-либо объяснении? Я отвечаю кратко: взгляните на нынешних миллионеров, бывших еще вчера бедняками. Для того, чтобы один человек с пустым карманом превратился за одну ночь в миллионера, необходимо, чтобы тысяча человек, имеющих 1000 долларов каждый, превратились за один день в нищих. Волшебница-биржа производит такие превращения в мгновение ока, совершенно независимо от более медленных способов централизации богатства современной промышленностью. Поэтому недовольство мелкой буржуазии и концентрация рабочего класса возрастали в течение последних десяти лет в Пруссии параллельно с ростом буржуазии.