Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - [190]
Жертвуют собой и герои святочных рассказов Свенцицкого: по-разному, но едино. Бес хитёр и знает, кого из нас чем уловить. И если телесной болью не удаётся довести до отчаяния, берёт жалостью. Молодой человек, сподобившийся лицезреть новое небо и новую землю, искушается дважды. Выдержав издевательства сам, но не в силах помочь другим, разделяет с ними участь и тем прекращает их мучения. Матери помирающих от голода детей не дано и этого; видеть их смерть она не в состоянии… но не теряет веру в Бога и, раз такова Его неисповедимая воля, просит ускорить встречу в раю. Так и будет – Господь упокоит безгрешные души в селениях праведных (как и в перекликающемся рассказе Достоевского «Мальчик у Христа на ёлке»), а вина за страдания ляжет на всех испохабивших доверенный нам мир и нерадеющих о немощных и бедных. Это самое страшное из написанного Свенцицким, одному Богу известно, что он пережил, растворяясь в образе.
Пострадать ради Христа – что может быть выше?! Ради – значит по причине существования. И как же воскреснуть без распятия?.. Незамутнённые души сознают это сразу, у них особые отношения с Богом – они понимают Его и без слов. Сказ о явлении Спасителя детям не имеет аналогов в русской литературе – по сюжету, пронзительности действия, накалу переживаний, высоте духовного смысла. По бережно переданной правде произошедшего. Тут нельзя не плакать – от умиления и радости. Люди! читайте его детям, если хотите, чтобы остались чисты, как при рождении. Плачьте вместе с ними, учите молиться и не терять Бога, рассказывайте о Нём. Не бойтесь: детки легко усваивают то, чему посвящены тысячи богословских томов. Только наставьте на путь правый – и сами поразитесь глубине и простоте их прозрений.
Рассказ «На заре туманной юности» стоит особняком в творчестве Свенцицкого. Талант писателя здесь раскрывается с неожиданной стороны, появляется мягкий и светлый юмор, напоминающий Лескова, царит праздничное умиротворение: смиренная доброта и тихая радость спокойно торжествуют. Перемена участи принимается без колебаний и надрыва, ведь герои полностью полагаются на Божью волю, вверяя судьбы Промыслу и родительскому опыту. Свобода от страстей дарит душе покой. Блажен, кому раскрылась тайна: «Нет тех, кто не стоит любви».[25] Господь ведает, сколько ещё предстоит пережить новобрачным, пока любовь окрепнет и навеки свяжет, но столь убедительно явлена их первозданная чистота, что сомнений не возникает: им удастся сохранить её и впредь. Христианская семья будет освещать и обновлять жизнь, а рядом преобразятся и души ближних. Из молодого псаломщика, умеющего противостоять пагубному давлению, но смиренно покоряющегося благу, выйдет честный священник, приходской батюшка, какие никогда не переведутся на Руси. А искушения будут, без них нет пути к совершенству.
В чём усомнился добродетельный о. Яков? Нет, не сказал, как безумец, в сердце своём: «Нет Бога», не перестал верить в Христа; ещё острее ощутил свою греховность, в каждом евангельском слове стал слышать себе обличение. Да ведь так и надо! И когда почувствовал, что не священник в душе, честно снял неподобающее облачение. Снял до литургии, а не после:[26] пресуществление Святых Даров – не магический механизм, приводимый в действие заклинанием, а величайшее таинство, зависящее и от совершающего службу. Недопустимо обманывать причастников! Нельзя руководить людьми, коли душа смущена. Но и с искажением церковного устройства сердце не мирится: «Не могу я представить, что вот входит Он в храм, становится рядом со мной, надевает ризу, камилавку, берёт кадило, а потом три рубля за то, что с выносом». Всё та же беда, описанная в «Фантазии»: не признаёт Христос такой храм Своим домом. А значит, надо идти служить Ему, как заповедано, в духе и истине. Тяжек будет путь странника, много претерпеть придётся от начальства; знают о том крестьяне, потому, жалеючи, уговаривают: «Не ходи…» (жалели бы себя, сказали «не уходи»). А под куполом, как в клетке, бьётся голубь…
Чудесными гранями русский характер сияет и в эпизодических персонажах. Как из драгоценных камушков искусный Художник творит небесный град, так из них складывается соборная личность. Здесь ласковая сельская учительница, самоотверженно воспитывающая чистые души и плачущая от «чужой» беды, здесь положившая силы и здоровье ради деток хозяйка низкого домика в городе N и жалостливая деревенская баба, готовая поделиться последним с незнакомцем, здесь благообразная няня, научающая питомцев Христовой вере, и крестьянин, не могущий себе простить, что жена померла одна, точно брошенная, без причастия, здесь тихая и добрая жена священника, духовно опытный, простой и чуткий епископ, смекалистая и по-отечески суровая вдова псаломщика, милосердный носильщик на вокзале, с любовью наставляющий на путь истинный сторож. Такова Святая Русь. Все они – Церковь Христова.
Художественные произведения Свенцицкого составляют великую ценность русской духовной культуры. Когда будут прочитаны в полном объёме и должным образом осмысленны, это положение станет общепринятым. Но поведанное в последнем рассказе выходит за рамки беллетристики. Случилось то, о чём говорил Б. Пастернак: «И тут кончается искусство» (в биографии о. Валентина кончается в обоих смыслах – отныне он будет творить в иной форме). Всё прочее – литература, но только не «Юродивый». Пламенное пророчество начнёт сбываться уже через несколько месяцев после публичной огласки. Наступало время, о котором страшно и правдиво свидетельствовал М. Волошин: «Но в ту весну Христос не воскресал». Люди не услышали звенящий крик «Спасайте дом Божий!», иначе бы большевики не устояли и бесовская рать была повержена. Но юродивый остался один… Никому не сделавший зла русский мальчик, дурачок Илюша, не был немым, а молчал потому, что не пришёл его срок. Его все любили, ведь он умел сострадать и сорадоваться, тихо служил Богу и любовался Его творением, и к леске никогда не вязал крючков (знаете, от одного этого слёзы подступают). И когда пришёл враг, настоящий враг, и опустошил землю, и сжёг храм, Илюша принял всю боль на себя. Но не заплакал, а по-русски рванул рубаху и – заговорил. Заговорил грозно и пронзительно – так, что онемевших душой людей, дотоле спокойно наблюдавших разорение, объял ужас.
