Собрание сочинений. Т. 5. Буря. Рассказы - [167]

В воздухе стоял гул. Эдик увидел три немецких самолета. Они летели совсем низко, в кабинах можно было рассмотреть лица пилотов. Один из самолетов держался прямо над шоссе, чуть повыше телеграфных столбов, два других летели по обеим сторонам дороги. Эдик ясно видел, как от самолетов отделяются небольшие черные комки… Раздались взрывы, в воздух поднялись столбы земли и пыли. Серое здание, к стенам которого прижимались женщины с детьми, внезапно обрушилось. С визгом рвались телефонные провода, повалились два столба, то здесь, то там падали люди.

По мере того как затихал рокот самолетов, становились слышны стоны раненых, плач детей, причитания женщин. Рухнувшее здание горело.

— Побежим подальше от дороги! — закричал Эдик матери. Они схватили свой узелок с вещами и бросились в рожь, где спрятались те, кто убежал раньше. Но в эту минуту раздался рев приближающихся самолетов. Фашистские хищники возвращались. Их было еще больше. Один самолет кружил прямо над ржаным полем. Затрещал пулемет. То здесь, то там опять падали окровавленные люди. Фашистские летчики гнались за бегущими. Сбрасывали бомбы, стреляли из пулеметов, не переставая осыпали обочины дороги градом пуль.

— Ложись на землю, мама! — вскрикнул Эдик.

Они притаились у куста и сидели не шевелясь. Эдик все время не спускал глаз с противно воющих самолетов, и все время рука матери, как бы защищая, гладила его плечо. Один самолет развернулся и помчался как раз над тем местом, где они сидели. Вокруг с визгом падали пули. Когда тень самолета пронеслась над кустом, Эдик почувствовал, что мать тяжело привалилась к нему. Рука ее соскользнула с его плеча.

— Эдик… Мой мальчик, — как стон вырвалось из груди матери. Потом она затихла, и ее затуманенные слезами глаза, угасая, глядели в синеву неба.

— Мама, что с тобой?.. Тебя ранило? — прошептал Эдик.

Мать больше не отвечала, — на ее кофточке расцвело мокрое кровяное пятно. Она была мертва. Эдик бережно положил ее голову на траву и остался сидеть рядом, не выпуская из своих пальцев ее жесткую, уже остывавшую руку.

Полчаса еще неистовствовали фашистские летчики над шоссе, потом они скрылись. Оставшиеся в живых вылезли из канав, вышли из ржи и продолжали свой путь. Раненых забрали с собой проезжавшие мимо красноармейцы. Убитых оттащили с дороги и прикрыли их лица. Потерявшая разум женщина ходила вокруг горящих развалин и, баюкая, качала на руках убитого ребенка.

Через некоторое время на дороге, рядом с тем местом, где сидел Эдик, остановился грузовик. Красноармейцы пригласили мальчика сесть в машину. Он только покачал головой и остался на месте. Мимо непрерывно стремился поредевший поток беженцев. Наступил вечер. Прошла короткая летняя ночь. Эдик все сидел рядом с телом своей матери и держал ее холодную мертвую руку.

Когда настало утро, по другую сторону дороги показались пятеро мужчин. Они направлялись навстречу потоку беженцев. У всех у них под одеждой были спрятаны разобранные винтовки, за поясами — ручные гранаты. Они заметили мальчика у края дороги. Его странный, угрюмо сверкающий взгляд привлек их внимание, и они подошли к нему.

— Что с тобой? Что ты здесь делаешь, сынок?

Эдик кивнул головой в сторону матери.

— Маму убили… С воздуха. — Что-то сдавило ему горло. Он сердито тряхнул головой и сдержал рыдание.

— Ты не сын Яна Карклая? — спросил один из мужчин.

Эдик взглянул ему в лицо и узнал товарища своего отца, молодого Калея.

— Маму надо похоронить, — сказал Эдик.

— Мы сделаем это, — ответил Калей.

Шагах в двадцати от того места, где пуля убийц оборвала жизнь матери, они на красивом пригорке вырыли могилу. Эдик принес охапку душистых трав и устлал ими дно ямы. Когда могила была засыпана, он положил в изголовье букет полевых цветов.

Из разговоров мужчин Эдик понял, что все пятеро возвращаются на берега Даугавы, навстречу врагу — жить в лесах и с оружием в руках бороться против захватчиков и предателей, которые отняли у Эдика все — отца, мать, родной угол и детство.

— Возьмите меня с собой, — попросил он. — Мне двенадцать лет. Я вам пригожусь. Научусь стрелять, бросать гранаты. Пойду в разведку. Я не боюсь ничего.

Мужчины колебались, но когда молодой Калей рассказал про отца Эдика, они согласились.

Уходя, Эдик долгим пристальным взглядом простился с могилой матери, стараясь навеки запечатлеть в памяти это место… И до тех пор, пока с дороги был виден свежий могильный холм, он с волнением оглядывался. Мужчины делали вид, что не замечают этого.

Они возвращались на юг, навстречу милой Даугаве — отомстить за мать Эдика, за многих мальчиков и девочек, смятых кровавой стопой врага.

1942

Происшествие на море © Перевод А. Уссит

Когда Дуксис предупредил Ингу Мурниека о том, что назавтра ему предстоит отвезти в город груз копченой рыбы, последний ответил на это молчанием. Да и не было смысла возражать. Разве кто в поселке осмелился бы отказаться, если подобное предложение исходило от Дуксиса? Попробуй откажись — сейчас же донесет фашистам. Ведь в доме Дуксиса, бывшего трактирщика, спекулировавшего лесом, жил фельдфебель Фолберг со своей вооруженной шайкой. Оттуда исходили все распоряжения, там решались судьбы рыбаков. И поэтому все приказания Дуксиса выполнялись беспрекословно.