Собрание сочинений - [224]

Шрифт
Интервал

вполне ли корректно перейти от одной псевдометафизической частности, сколь бы крохотной или же частной она ни была, к другой, сколь бы ни была она здоровой или же общей. Иными словами — не затягивая в начале, ни капельки не филоня в том выспреннем стиле, к коему я привык. Тем не менее, вот: когда Симор наставлял меня с бордюра на другой стороне улицы, чтобы я прекратил целиться своим шариком в шарик Айры Янкауэра, — а Симору было десять, не забывайте, пожалуйста, — я убежден, что инстинктивно он подводил к чему-то весьма духовно близкому тем наставленьям, что давал бы в Японии мастер-лучник, запрещая своенравному ученику нацеливать стрелы в мишень; то есть, когда учитель стрельбы из лука дозволял бы, так сказать, Целиться, не целясь. Хотя я все же гораздо больше предпочел бы не включать в этот свой недомерочный трактат и дзэнскую стрельбу из лука, и дзэн вообще — отчасти, безусловно, потому, что для разборчивого слуха дзэн постепенно становится довольно неприличным, сектантским словом, причем сие в огромной степени, хоть и поверхностно, оправданно. (Говорю «поверхностно», ибо чистый дзэн наверняка переживет своих западных поборников, кто, по большей части вроде бы опровергает его почти-что-доктрину Отстраненности приглашением к духовной безучастности, даже черствости, — и кто явно не усомнится повергнуть Будду, не отрастив сперва золотой кулак. Чистый дзэн, стоит ли добавлять — а я думаю, что стоит, при моей скорости, — останется и после того, как в лету канут такие позеры, как я.) Наиглавнейшим же образом, мне бы не хотелось сравнивать совет Симора насчет шариков с дзэнской стрельбой из лука хотя бы потому, что я — ни дзэнский лучник, ни дзэн-буддист, ни, тем паче, знаток дзэна. (Имею ли я право тут заявить, что как Симоровы, так и мои корни в восточной философии — если позволено будет назвать их «корнями» — произросли — произрастают — из Нового и Ветхого Заветов, Адвайта-Веданты[367] и классического даосизма? Я склонен расценивать себя, если здесь вообще применима такая приятственность, как восточное наименование, йогином кармы четвертого разряда, быть может — с легкой добавкой джнана-йоги для вкуса.[368] Меня до крайности притягивает дзэнская классика, мне хватает наглости в колледже читать о ней и литературе махаяны лекции раз в неделю по вечерам, но сама жизнь моя — не дзэнская дальше некуда, и та малость дзэнского опыта, которую мне удалось постичь — этот глагол я выбираю тщательно, — есть побочный продукт следования моему собственному, довольно естественному пути крайней недзэнскости. По преимуществу — потому, что сам Симор буквально умолил меня делать так, а я никогда не замечал, что он в таких вещах ошибается.) К счастью для себя и, вероятно, для всех, я не уверен, что дзэн здесь так уж необходим. Метод кидания шариков, который Симор, по чистой интуиции, мне рекомендовал, можно небезосновательно и не по-восточному, я бы сказал, соотнести с изящным искусством отправлять сигаретный бычок в очень маленькую мусорную корзину через всю комнату щелчком. Искусство, я убежден, коим в совершенстве владеет большинство мужчин-курильщиков, лишь когда им либо глубоко плевать, попадет бычок в корзину или нет, либо в комнате не остается очевидца, включая, вполне себе выражаясь фигурально, самого бычкомета. Я сейчас очень прилежно постараюсь не разжевывать эту иллюстрацию, сколь бы восхитительной ее ни полагал, однако считаю как никогда уместным прибавить — здесь я на минутку возвращаюсь к бордюрным шарикам, — что после того, как сам Симор кидал шарик, он обычно ликовал, заслышав ответный щелчок стекла о стекло, но, похоже, сам толком никогда не понимал, чей именно триумфальный щелчок раздался. Больше того: почти неизменно кому-нибудь приходилось подбирать выигранный Симором шарик и ему вручать.

Слава богу, на этом все. Могу вас заверить, я такого не заказывал.

Думаю — знаю, — это будет последней моей «физической» записью. Пусть же она окажется в разумных пределах смешной. Хотелось бы тут проветрить перед тем, как отправлюсь на боковую.

Это Анекдот — пинайте меня, но я его расскажу. Лет в девять у меня сложилось очень приятное ощущение, будто я — Самый Быстрый Бегун на Свете. Это некое причудливое, по сути — факультативное тщеславное представление, склонен добавить я, из тех, от которых трудно избавиться, и даже сейчас, в сверхсидячий сороковник я могу представить, как в уличной одежде проношусь мимо целой вереницы знаменитых, но пыхтящих олимпийских стайеров и делаю им ручкой — дружелюбно, без малейшей снисходительности. Как бы там ни было, одним чудесным весенним вечером, когда все мы еще жили на Риверсайд-драйв, Бесси отправила меня в аптекарскую лавку за парой кварт мороженого. Из дома я вышел в те же волшебные четверть часа, которые описал всего несколькими абзацами выше. Что равно фатально для композиции этого анекдота, на мне были кеды — а они для того, кто мнит себя Самым Быстрым Бегуном на Свете, наверняка то же самое, чем для малютки Ханса-Кристиана Андерсена были красные башмачки.[369] Едва выскочив из дому, я обернулся самим Меркурием и спринтерски «зашибенски» рванул по длинному кварталу к Бродвею. На одном колесе обрулил угол на Бродвее и понесся дальше, свершая невероятное —


Еще от автора Джером Дейвид Сэлинджер
Над пропастью во ржи

Писатель-классик, писатель-загадка, на пике своей карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся вдали от мирских соблазнов в глухой американской провинции. Единственный роман Сэлинджера, "Над пропастью во ржи" стал переломной вехой в истории мировой литературы. И название романа, и имя его главного героя Холдена Колфилда сделались кодовыми для многих поколений молодых бунтарей - от битников и хиппи до современных радикальных молодежных движений.


Девять рассказов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ловец на хлебном поле

Знаменитый роман Дж. Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye» в переводе Макса Немцова. Перевод без цензуры и «без купюр». Непричесанный сленг главного героя Холдена Колфилда еще ярче воссоздает его обостренное восприятие действительности и неприятие общих канонов и морали современного общества.Единственный роман Сэлинджера стал переломной вехой в истории мировой литературы.


Человек, который смеялся

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В лодке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тедди

Тедди — десятилетний мальчик. Он вундеркинд. Родители заняты собой. Младшая сестра его недолюбливает. Посторонние не сразу воспринимают всерьез. Однако думающему человеку есть о чем поразмыслить после беседы с ним. © Anastasia2012.


Рекомендуем почитать
Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Три рассказа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Уроки русского

Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.


Книга ароматов. Доверяй своему носу

Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.


В открытом море

Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.


В Бездне

Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.