Соблазны бытия - [311]

Все сверялось по отпечатанной программке. Церемония должна проходить в установленном порядке, без каких-либо импровизаций со стороны участников.

Перед тем как ей говорить, Дженна испытала очередной приступ панического страха. Чарли рядом не было, и она ухватилась за руку Кэти. Кэти поддержала ее не хуже своего отца.

Теперь Дженна могла сообщить Чарли, что просмотр прошел успешно, но на церемонии ей обязательно потребуется его молчаливая поддержка. Иначе ей не выступить.

* * *

Чарли сидел на кровати, вперив взгляд в закрытые томики дневников Селии. Его снова трясло, но уже по другой причине. Злость прошла. Сейчас он был крайне возбужден.

Вот оно, отмщение! У него в руках. В самом буквальном смысле. Такой сенсации он не ожидал.

Он вообще ничего не ожидал от этих дневников. Развлекательное чтиво. С этой мыслью он поднимался на второй этаж и шел в свою комнату. Будет просто интересно почитать про жизнь в начале двадцатого века.

Записи за первые месяцы 1909 года были милы и забавны. Оказывается, Селия тогда примыкала к социалистам, входила в Фабиановское общество и по их заданию каждую неделю навещала Сильвию Миллер – мать Барти. Она изучала жизнь этого многодетного семейства, ютившегося в двух жалких комнатках и кормившегося на фунт в неделю. Столько зарабатывал Тед – муж Сильвии. Фунт в неделю для семьи, где было шестеро детей. Некоторые из них спали вместе с родителями, другие – под столом, а самая младшая – самой младшей тогда была Барти – в комодном ящике. «Чтобы вымыть эту ораву и постирать их белье, Сильвия вынуждена ходить за водой на улицу, а потом греть чан на плите. Хрупкая, изможденная, вечно чем-то озабоченная женщина. А Теду нужно каждый день ходить на свою фабрику, где он зарабатывает двадцать три шиллинга в неделю. По здешним понятиям, очень неплохие деньги. Как такое возможно? На дворе уже двадцатый век! Каждый визит к ним поднимает во мне волны злости. Я едва сдерживаюсь».

Чарли вспомнил, как взбеленилась Барти, когда однажды он признался, что чувствует себя бедняком. Тогда ее слова показались ему просто эмоциональным всплеском. Дневник Селии добавлял им живости и подтверждал документально. «Бедная Сильвия. Выражаясь ее словами, она снова залетела. Ребенок должен родиться где-то к Рождеству. И тогда в двух каморках будет ютиться уже семеро детей. А у меня еще хватает наглости жаловаться на боли в спине и выговаривать Нэнни, что она плохо выгладила костюмчики Джайлза. Мне стыдно за себя».

Далее шли ее ранние впечатления о Барти – милом и смышленом ребенке. «Ее волосики цветом напоминают львиную гриву. Она так быстро бегает на своих маленьких ножках. Я в восторге от ее шейки, такой тонкой и нежной. Из всех детей Сильвии Барти вызывает во мне наибольшие симпатии. Чувствую, и она ко мне тянется».

«Бедняжку почти на весь день Сильвия привязывает к ножке стола для ее же блага, иначе она того и гляди опрокинет на себя кастрюлю с кипящей водой. Барти такая непоседа, что для нее быть привязанной равнозначно заключению в тюремную камеру».

Из дневника явствовало, что Селия в то время сама была беременна. Узнав, что у нее будет не один ребенок, а двойня, она решила скрыть это от Оливера, дабы он не мешал ей заниматься своими делами. «Я чувствую себя великолепно. Если он узнает, поднимется ненужный шум, начнутся ограничения. А мне нужно помочь Сильвии с родами. Она рассчитывает на мою помощь. Стоит рискнуть. Я ведь имею практически все, тогда как она – почти ничего».

А старуха и тогда была смелой. Особенно если учесть, что за год до этого у нее произошел выкидыш. Вот почему Оливер настаивал на ее уходе из «Литтонс», а она прибегала к различным уловкам, желая поступать по-своему. В ней уже тогда проявлялась двуличность и стремление манипулировать другими. Барти часто ему рассказывала об этом.

Перевернув еще несколько страниц, Чарли так и подскочил. Селия подробно описывала рождение седьмого ребенка Сильвии. И не только рождение.

«Это произошло на шесть недель раньше ожидаемого. Я принесла им корзинку с рождественским угощением и одеяльце для новорожденного. Оказалось, у Сильвии начались схватки. Том встретил меня на крыльце и сказал, что Сильвия просит меня зайти и побыть с ней. Боже мой, как мне тяжело писать об этом. Я осталась с ней и все это время не выпускала ее руки. Роды прошли довольно быстро. Она держалась очень мужественно.

Родилась девочка. И родилась… калекой. Ее ножки были плотно переплетены, а на спине краснела ужасная открытая рана. Но меня поразило ее удивительно красивое, умиротворенное личико. Мы думали, что ребенок мертв. Сильвия была сильно огорчена. Я чувствовала себя совершенно лишней. Повитуха старалась оживить ребенка, но безуспешно, как нам казалось в тот момент. Повитуха завернула девочку в полотенце и дала мне подержать, а сама пошла к себе, чтобы принести еще тряпок и старых газет.

Сильвия попросила передать ребенка ей. Я выполнила ее просьбу. „Слава богу, она умерла“, – повторяла Сильвия, но одновременно плакала от горя. А меня одолевала дурацкая мысль: насколько красивее выглядела бы эта несчастная девочка, если ее завернуть в одеяльце.