Соб@чий глюк - [46]

– То есть я во всем виноват!

– Не во всем. Так получилось. И потом, я не понимаю, в чем проблема? О том, что я транс, весь офис знает, тут особого секрета нет. Я думала, что и ты знаешь.

Пауза в нашем разговоре наступила неожиданно, причем не по моей воле. Центр в голове, отвечающий за членораздельную речь, погас от перевозбуждения, и мой язык бессильно повис, лишенный способности производить человеческую речь.

Когда же возбуждение чуть улеглось и установилась определенная иерархия словесных посланий, то, как и следовало ожидать, победило самое мудрое послание от моего мозга:

– То есть как?

– Так, все знают. Ни для кого это не секрет, – уверенно сказала Лара.

– И все знали о том, что мы трахались, и все ничего?

– Все думали, что ты находишь в этом определенную пикантность, эдакие необычные острые ощущения, экзотика, – объяснила Лара.

– Если все знали, то и Игоряша знал, и Светка знала, – догадался я о вполне очевидном.

– Конечно. Если хочешь знать, то я думаю, что твоя Светка замутила с Игоряшей из-за этого!

– Из-за чего? – не въехал я сразу.

– Я думаю, что она решила, что раз муж трахается с трансом, значит, совсем потерял к ней интерес, и решила обратить на себя внимание таким способом. Я ее, как женщина женщину, понимаю.

– Какая у меня интересная жизнь! – посетовал я.

– Мне увольняться? – по-деловому спросила Лара.

– Зачем? – не понял я.

– Я же вышла из доверия, – сказала Лара.

– Как вышла, так и войдешь. Не надо путать секс с бизнесом. И потом, ты открыла мне глаза на офис, а это в данной ситуации дорогого стоит. Ты хорошая секретарша. Суки офисные! Это я про всех, – пояснил я.

Я посмотрел на Лару, которая продолжала стоять перед моим столом.

– Можно спросить тебя об одной вещи?

– Спрашивай.

– Почему ты выбрала имя Лара?

– В честь Ларисы Рейснер. Ты слышал о такой?

– Слышал, но не помню, – ответил я с некоторым смущением.

– Троцкий называл ее музой революции, а остальные – богиней революции, – пафосно сказала Лара.

– Хм, интересно. А почему? – не понял я.

– Почему Троцкий называл музой, а остальные богиней? – переспросила Лара.

– Да. Почему вдруг такое почитание? – недоумевал я.

– Она была необычайно красивой, – начала Лара.

– И что?

– Я не закончила. Она была необычайно красивой и очень неординарной личностью. Из обрусевших немцев, очень образованная, писала стихи, книги, очерки. Она была замужем, но их брак был открытым, то есть она имела кучу любовников. Для своей эпохи Рейснер была символом сексуальной свободы и свободы вообще!

Ее первой и несчастной любовью был Николай Гумилев, а дальше – Маяковский, Блок, Троцкий, куча разных большевиков, революционеров. Она была жестокой, убила кучу людей, даже стала прототипом комиссарши из «Оптимистической трагедии», а Пастернак назвал главную героиню «Доктора Живаго» Ларой тоже в ее честь.

– Кто сейчас читает «Оптимистическую трагедию»? – задал я риторический вопрос.

– Это неважно!

– Важно, – настоял я. – Если ты стал или стала героем книги, которую никто не читает, это значит, что ты попал в неправильную книгу, и, значит, герой ты неправильный.

– Но не каждый становится героем книги! Ими становятся люди с яркой, интересной жизнью! – не сдавалась Лара.

– Мне кажется, что она просто маньячка, которая убивала людей и занималась сексом с такими же маньяками или знаменитостями и при этом, наверное, говорила, что все это ради революции и светлого будущего.

– По словам очевидцев, она была жестокой и безрассудно храброй. Это признавали даже бывалые матросы, которые уж видали виды, – опять заступилась Лара за Ларису.

– Вот я и говорю, что адреналина ей не хватало, нужна была постоянная стимуляция, любила острые ощущения: одного мужика убить, а с другим тут же потрахаться. Синдром Клеопатры. Знаешь, почему Троцкий называл ее музой, а остальные – богиней?

– Нет, – настороженно ответила Лара, опасаясь подвоха.

– Потому что сам Троцкий был богом революции, и никаких других богов или богинь быть рядом не могло! – уверенно сказал я. – И как кончила твоя богиня?

– Выпила несвежего молока и умерла от этого. Ей было тридцать лет. Совсем молодая, – с глубоким сожалением сказала Лара.

– Надо же, прям по Булгакову, – восхитился я.

– При чем здесь Булгаков? – растерялась Лара.

– При том. «Вам отрежут голову…» – «Кто, белогвардейцы? Интервенты?» – «Нет, комсомолка». Так и здесь, воевала, убивала, а умерла от прокисшего молока, – объяснил я. – Совсем не героическая смерть.

– Да, нелепая. Она очень переживала расстрел Гумилева. Наверное, он был ее единственной настоящей любовью. Но во всем есть символика, – провозгласила Лара. – Смерть Ларисы стала символом смерти революции. Умерла Лариса – умерла и революция. Выродилась, переродилась.

– И получилось: белогвардейца Гумилева расстреляли, а Лариса умерла нелепой смертью от молока – и это символичный итог тех буйных лет. А упало, Б пропало, кто остался на трубе? Ну а ты-то почему назвала себя Ларой? Что тебя привлекло в ней? – недоумевал я.

– А то, что она неординарная женщина. Я храню ее дух, память о ней – бесстрашной, красивой, сексуальной, не боящейся убить мужчин. Когда-нибудь она появится опять! – продекларировала Лара.