Собаки в разгар лета: Рассказы и повесть - [13]

Несколько человек подъехали на грузовике. Фигуры в дождевиках цепляли трос грузовика к "шевроле". Я завернул свое добро в платок, вылез из кабины и прямо под дождем, не раскрывая зонтика, побежал к ним. Мужчины перестали работать и смотрели на меня. Я объяснил им, что подрабатываю здесь, караулю, чтобы не украли запчасти, и показал им на собак.

— Да их тут целая стая! — произнес мужчина с бакенбардами.

Я вытащил рогатку и рассказал, как отбивался от них до сих пор. Мужики засмеялись. Один из них выстрелил по собакам из моей рогатки. Первые два раза он промахнулся, и камешки ударились о стену склада. Третьим выстрелом он попал собаке по ноге. Она подпрыгнула, пробежала шагов пять-шесть и рухнула в лужу. Немного полежав, она убежала прочь, подволакивая лапу.

— Ты посильнее резинку натягивай! Сантиметров на пятьдесят оттянешь, и дырку в брюхе можно пробить.

Я попробовал сделать так, как научил меня мужчина, — отставил рогатку как можно дальше и изо всех сил натянул резину.

— Вот-вот, вот так и надо.

Мне не хотелось возвращаться в кабину. И когда мужики уехали, забрав "шевроле", я раскрыл зонт и побрел к остановке, стараясь ни о чем не думать. Зонт можно было и не раскрывать, потому что я уже и так промок до нитки. Но идти домой переодеваться тоже не хотелось. Мне почему-то неприятно было видеть счастливое лицо матери.

Пока я трясся в трамвае, где-то в моей памяти возникали те капли на дне самосвала, похожие на гной. Свисают, будто вот-вот сорвутся, но не падают…

Приближалась моя остановка, но ноги не двигались. Тут мне стукнуло в голову, что можно пойти в гости к приятелю, он жил в Дзёсе-баси. На своей остановке выходить я не стал. Уже проехали Сакура-баси, Умэда-синмити, Минами мори-мати. Дождь перестал, подул сильный ветер, на душе было тоскливо, я смотрел на деревья за окном. Я спохватился, когда трамвай подходил к монетному двору, вышел на следующей остановке и пересел на трамвай, идущий назад к Тидори-баси. Поймал себя на том, что бормочу все время, сам не понимая что: "Грязь какая! Какая грязь… Что, я дурак, опять идти на эту грязную свалку?! Пусть отец хоть убьет меня, не пойду больше туда, в эту жару и грязищу, где и людей-то нет. Только бродячие собаки собираются. Человеку делать там нечего".

И все-таки я вернулся к Тидори-баси. Прошел через торговый квартал, мимо жилых домов, и пока я бродил по незнакомому месту, до меня дошло, что ничего такого не произошло: с чего это я взял, что эта женщина и отец встречаются в том самосвале? Нет, вовсе нет. Просто запах косметики. Да еще отцовский веер. Наверное, эта девушка живет где-то за свалкой. А отец просто зашел по какому-то делу к сыну своего знакомого и забыл веер. И вообще, почему я решил, что это веер отца? Я ведь его даже не раскрывал и рисунок толком не видел.

Неожиданно я приободрился и зашагал к остановке. Через пять дней каникулы закончатся. Когда я думал об этом, то просто балдел от радости. Первый раз мне так сильно хотелось, чтобы каникулы поскорее закончились.

В тот день отец вернулся домой к девяти, он все шутил с матерью и даже хвалил меня за работу. Веер был при нем, и у меня резко поднялось настроение. Мы стали возиться, мерялись силой. Конечно, одолеть отца я не мог.

На следующий день тайфун ушел. Летний зной вернулся, казалось, что душный липкий воздух проникает всюду. Я, как обычно, притащился на свалку, постоял некоторое время, бессмысленно уставившись на лужу под самосвалом. Поискал взглядом, нет ли собак, а потом посмотрел вверх — на солнце. Для того чтобы то единственное место, где я до сих пор укрывался, высохло, наверное, нужен целый день.

Большая тень самосвала была моим укрытием только до полудня, и, когда солнце оказалось в зените, деваться стало некуда. И тут появились собаки. Я отставил рогатку так, как меня научили вчера, и изо всех сил натянул резинку. И в этот момент что-то больно ударило мне в правый глаз.

Я потерял сознание, наверное на пару минут, потому что, когда очнулся, собаки все еще топтались у стены склада, опасаясь моей рогатки. Я вскочил, закрывая правый глаз и стараясь сообразить, что произошло. И тут увидел порванную резинку рогатки. Из моей груди вырвался глухой стон. Я быстро залез в кузов самосвала и стал вытирать ладонью кровь, которая текла из века. Собаки, а их уже было больше десяти, смотрели на меня, наверное, на понимая, почему я не стреляю, и потом одна за другой стали подбираться к самосвалу. Я не знал, как сильно поранил глаз, и приложил к нему носовой платок. Так мы смотрели друг на друга: собаки снизу и я — из кузова самосвала.

Псы тем временем окружили машину, они столпились вокруг свертка с обедом и стали драться, стараясь отнять его друг у друга. В этот момент я почувствовал, что наступил на чью-то ногу…

В углу кузова, скрючившись, лежала женщина. Я сел рядом и стал кричать — то ли от страха, то ли от отчаяния. Потом залез на крышу кабины, встал на четвереньки и стал рассматривать женщину. А тем временем несколько собак пытались взобраться на самосвал, они цеплялись когтями, царапая колеса и кабину.

Женщина была мне знакома. Это была та самая девушка, которую я уже встречал. Ногти ее были разодраны до крови и уже почернели. Из-под разорванного голубого платья выглядывала грудь, а вокруг соска были видны пятна крови. Я вытащил из кармана камешек, припасенный для рогатки, но уже до того, как кинуть его, понял, что женщина мертвая.