Собака — зверь домашний (Первое издание) - [11]

— Иди, иди! Не найдешь себе замену, на отпуск не надейся.

«Ну что за человек, — думал Кряжев о механике, — лучше бы прямо в глаза высказать, чем бумаги строчить. А теперь прижми его, скажет — в отместку. Уйду к черту. Сегодня отмолочу последний день и уйду. Это уже не работа, если на тебя зуб точат. Надо бы-ло сразу на Камчатку податься. Хорошо там, Федотыч рассказывал. Земля, говорит, большая…»

— Все на катере? — спросил Кряжев Витю, вынырнувшего из камбуза.

— Все.

Кряжев передернул ручку телеграфа, что означало «пуск двигателя», и попросил: — Витя, сбрось кончики.

В этот раз изучать берег ему не хотелось. Он спустился в кубрик, где на полу уже растянулся Дик. Кряжев перешагнул через него и улегся на койке.

— Андрей! Поглядывай! А я дреману. Что-то голова разболелась.

— Садись поешь!

— Не хочу.

Ветер ураганной силы сорвался неожиданно, засвистел в снастях, качнуло катер. Кряжев поднялся.

— Ну как, Андрей, не бегут еще наши?

— Будут ловить, пока жареный петух не клюнет. Хотя нет… Вон видишь, некоторые поплыли…

— Небо заволокло. Видно, вломит. Дай-ка я стану за баранку. В китобазе, помню, как начнет давать, катер на попа становится.

— И здесь не лучше. Что-то Грача не видно. Если уж он дал деру…

Динамик, подвешенный в рубке, разноголосил тревожными позывными, а среди хаоса звуков и голосов Кряжев отчетливо слышал одного Грачева:

— В корпусе течь! Уйти в укрытие не успею. Срочно прошу помощи.

— Вот и «305», а шторм только начался. Где же он есть? Сообщи координаты!

— Эх, этот Грач, — недовольно басил Андрей. — Уже все смылись, а он наверняка выбирает переметы. Но где он есть?

— Выбирает, не выбирает, а на спасение идти надо. Видимость ухудшилась, будь она неладна. Вон посмотри, Андрей, наверно, его эрбущка!

Волны катились, как горы, со зловещим рокотом, поднимали катер на вершину и низвергали. Казалось, что «жучок» уже не подымется, не вынырнет из пучины. Но он упорно карабкался вверх, навстречу белому грохочущему водопаду.

— Где? — переспросил Андрей.

— Я уже и сам не вижу. Но курс засек. Эр-бэ-35! Эр-бэ-35! Молчит Грачев.

Впереди вздымались и пенились тонны воды, усиливался гул стихии. А где-то там, среди бурлящей кипени, дергался, как поплавок, рыболовный ботик.

— Сотый, сотый! Вы видите меня! Сотый!

— Вон! Вон он! Видишь? — вскрикнул Кряжев.

— Где? — спросил Андрей.

Он приник к маленькому квадрату толстого стекла, омываемого ветром и всплесками.

Но бот уже снова потерялся из виду. Рыбаков скрыл огромный вал, который надвигался стеной, неся на своей вершине клокочущую гриву.

Волна нарастала, громоздилась, высокая, обрывистая. Ударилась в скулу катера, осыпала его шквалом соленых брызг и укатила.

Катер содрогнулся, завалился набок и ухнул в пропасть, но силы поддержания выбросили его вверх, и Кряжев снова увидел «эрбушку».

Со сломанной мачтой она переваливалась с борта на борт, как игрушечный кораблик, брошенный в бурный поток весеннего разлива. Уже обреченный, потерявший управление рыболовный бот чудом удерживался на поверхности.

— Дадим буксир! Андрей, приготовь выброску, — отдал Кряжев привычную в этих случаях команду.

«Сотый», с риском разбиться о волноломы, влетел в ковш. На подобранном коротком буксире вкатилась за ним «эрбушка».

На причале капитан флота махал кулаком:

— Тянете резину. Вовремя уходить надо! Разобьет когда-нибудь. Дьяволы! А ты куда помчался, Кряжев! Зайди ко мне, побеседуем!

… Море кипело, колыхалось, стонало, а над берегом сияло солнце. Ветер сгибал вершины берез, свистел в ветвях, трепыхал листочками, а на земле лежала тишина. Тихо-тихо шептались травы. Кряжев уже более часа лежал в кустах и думал: «Уеду. А что потом? Получится, как та попрыгунья-стрекоза… И еще где-нибудь найдется подобный Кандюк, как сказал Лосев. Он прав. Зачем уходить? Кому не нравится, тот пусть уходит».

Ветер дул не ослабевая, гнал над головой обрывки туч, гнул непокорную березу.

«Нет, никуда я отсюда не поеду. А с механиком… С механиком я еще потолкую».

Кряжев полюбовался взволнованным заливом и по крутой тропе спустился вниз.

Зыбь закатывалась в ковш, и катер дергался, как пес на привязи. Он не касался бортами причала, отыгрывался на концах.

«Молодец, Андрей. Догадался дать оттяжку», — одобрил мысленно действия матроса Кряжев.

И, словно услышав его голос, вышел Андрей.

— Все на борту? — спросил Кряжев.

— Механика нет. Домой пошел.

— Кто разрешил?

— Ему никто и никогда не запрещал.

— А инструкция для кого? В ней ясно сказано: «… В штормовую погоду всем членам экипажа находиться на судне и нести вахту согласно расписанию…»

К катеру подошел капитан флота. Высокий, горбоносый. В черном, с капюшоном плаще он казался еще выше.

— Как дела, командир? — спросил он Кряжева. — Внял моим словам?

— Все в порядке.

— Вахта на месте?

— Как учили…

— Смотри! Прогноз двадцать метров в секунду, с усилением, — сказал и пошел горбатясь.

Кряжев запрыгнул на палубу, с ним заскочил Дик.

— Сбегай, Андрей, передай распоряжение Кандюку, чтобы шел на катер. А то, смотрю, наглеть начинает.

— Да он таким и был, только ему с рук сходило.

— Вообще-то здесь двое и не нужны. Достаточно Данилыча, а коль самовольничает… Мы лучше отпустим его помощника. Он в кубрике?