Собака Пес - [13]

Если бы квартира была настоящим домом, при котором есть сад, всё это было бы не так важно. Пёс мог бы весь день оставаться на улице. Ему немного и надо было, чтоб не скучать: несколько птичек, ветер в листве, два-три подозрительных звука, чтоб было на что полаять, чей-нибудь след, запах оттуда, другой отсюда, чтоб было к чему принюхаться, – время и проходило бы незаметно. Вот только у парижских квартир снаружи ничего нет. Вся жизнь проходит внутри. А внутри весёлого мало. Во-первых, тесно. А для собаки ещё теснее, чем для человека. Из-за всяких запретов. Нельзя залезать ни на диван, ни на кресло, нельзя лежать на ковре в гостиной (а ковёр в гостиной – это, считай, вся гостиная! ), нельзя заходить в комнату Потного и Перечницы… Остаются прихожая (два квадратных метра), крохотная кухня (когда там не возится Перечница), коридор (где того и гляди кто-нибудь наступит) и комната Пом (только не ночью). Но Пом-то как раз и не хотела, чтоб Пёс оставался у неё в комнате.

– Пошёл вон, дай поиграть спокойно, займись чем-нибудь сам.

Пёс опять оказывался в коридоре. Вздохнув, он ложился под дверью Пом.

Но тут, как нарочно, из своей комнаты выходила Перечница, спотыкалась об него и принималась верещать:

– Ох, ну что за собака! Вечно путается под ногами! Другого места не нашёл?

Пёс, понурившись, брёл на кухню и забивался под стол. Там он оставался, пока Перечница не выгоняла его:

– Никаких собак в кухне, когда я готовлю, это негигиенично!

(Слова «гигиенично» и «негигиенично» были у Перечницы постоянно в ходу; и Пёс, как правило, числился среди явлений «негигиеничных».) Так что он вставал, выходил из кухни и искал убежища в прихожей, где со стоном сворачивался в клубок под вешалкой. Но тут открывалась входная дверь: это приходил с работы Потный. Он вешал на плечики плащ. На Пса обрушивалось литра два воды: остатки дождя. Застигнутый врасплох этим ливнем, Пёс шарахался в гостиную и встряхивался, как утка после купания. Получался великолепный веер сверкающих брызг и семейный скандал.

– Мой «ливинг»! – возмущённо вопила Перечница.

Она как раз накрывала на стол. Глаза её метали молнии. Она наставляла на Потного дрожащий от злости палец:

– Опять ты стряхиваешь на собаку мокрый плащ! Сколько раз тебе повторять, когда на улице дождь, отряхивайся за дверью!

– А тебе сколько раз повторять, что собаке нечего делать в прихожей? Ей тут не место! – гремел Потный своим бронзовым голосом.

– А кто решил взять эту собаку? Я, что ли? Я с самого начала была против, и ты прекрасно это знаешь!

– Скажите пожалуйста! Если б я тебя тогда послушался, тут в прихожей торчала бы вот такущая лохматая овчарка, так что и дверь не откроешь! – фыркал Потный.

– Нет уж, извините! Если б ты меня слушал, никакой собаки тут вообще бы не было! Это ты вечно потакаешь девчонке!

– Послушайте-ка, вы, может, хватит ругаться? – вступал тут третий голос. – Вы мне мешаете читать и подаёте дурной пример моим куклам.

– А! Вот и ты, как раз кстати! Разреши напомнить, ТВОЯ собака – это, между прочим, твоя забота!

Потный и Перечница, разом примирившись, единым фронтом повернулись к Пом, которая с книгой в руках, стоя в дверях гостиной, невозмутимо смотрела на родителей. Пёс сидел между ними и не знал, что делать. Потный и Перечница внушали ему страх. Пом приводила в отчаяние. А в этот день она, пожалуй, ранила его больнее, чем когда-либо. Потому что в ответ на слова родителей («твоя собака – это твоя забота») она сделала нечто невероятное. Её взгляд с любопытством обежал гостиную, потом столовую, словно что-то отыскивая, она оглянулась на прихожую, на кухню, и, наконец, широко открыв глаза, сказала просто:

– Какая собака?

И ушла к себе в комнату.

Глава 19

Так все и шло какое-то время. И это была пытка. Утром Пом уходила в школу, а Потный на работу. В квартире оставалась только Перечница. Её присутствие усугубляло одиночество Пса. Перечница занималась всем, ну то есть всем в доме, кроме Пса. Закончив уборку в своей комнате, она наводила порядок у Пом, потом вытирала пыль в гостиной, потом пылесосила всю квартиру до последнего закоулка, потом принималась за оконные стёкла и за всякие безделушки, которые она начищала, пока они не начинали отражать все вокруг, словно кривые зеркала. И, наконец, отправлялась в кухню готовить обед.

Всё это она делала так, словно Пса вообще не было! И постепенно Пёс и сам начинал сомневаться в собственном существовании. Тогда, на исходе такого вот ужасного утра, он принимался лаять, просто так, без всякого повода, просто чтобы услышать свой голос.

– Ты что это? С ума сошёл? – кричала Перечница, вылетая из кухни, как фурия. – А ну замолчи! Что соседи скажут?

У Пса отлегало от сердца: всё-таки он существует. Для Перечницы так даже слишком.

В обед, когда приходили её муж и дочь, Перечница неизменно сообщала им, как великую новость:

– Пёс тут лаял все утро!

Потный в ответ неизменно спрашивал:

– А вывести его ты не догадалась?

Перечница с неизменным возмущением закатывала глаза:

– Вывести? Мне что, больше делать нечего?

Потный неизменно заключал:

– Вот поэтому он и лает: просится выйти.