Собака Метцгера - [35]

— Абсурд! — Кирнс махнул рукой в сторону газеты, но не взял ее со стола.

— Конечно, абсурд, — пожал плечами Голдшмидт, — но ведь ваши люди не смогли обнаружить того, кто разместил эту рекламу.

— Так это было проделано за наличные из трех разных почтовых отделений Лос-Анджелеса. В газете никто и не заподозрил, что рекламные объявления не имеют реальных адресов и телефонов. Они завели на каждое объявление по ящику, куда складывают запросы по ним.

— Что-нибудь узнали насчет распродажи модифицированных фургонов?

— Невозможно узнать, существует ли она реально. Может, и так, благо в такие крупные города ежегодно приезжают сотни бизнесменов и столько же уезжают, устраивая распродажи, чтобы освободиться от собственности.

Портерфилд обвел глазами присутствующих. В последнее время они собирались таким составом все чаще, за исключением одного раза, когда еще присутствовал Джон Нокс Моррисон. Хорошо бы выставить и Кирнса, который только задерживает ход заседаний, а в это время дома Элис ожидает звонка…

Заместитель директора Пайнс нахмурил брови, состроив чрезвычайно серьезную физиономию:

— Как я уже отмечал в начале заседания, все чересчур систематично…

— Это сказал Голдшмидт и употребил не «систематично», а «замысловато».

— Не важно, кто именно, важно, что это правда. Эти люди очень тщательно сформулировали рекламные объявления. Создается впечатление, что таким образом они угрожают ЦРУ. Если моя догадка верна, то поле их деятельности сужается.

Голдшмидт помотал головой, в изумлении раскрыв глаза. Пайнс сделал вальяжный жест рукой:

— Давайте подумаем вместе. Все выполнено чрезвычайно дисциплинированно и осмотрительно и в то же время с применением оружия, без чего вполне можно было обойтись. А теперь — сообщения о выкупе и поддельные объявления. Как только я их увидел, внутреннее чутье подсказало мне: русские.

— Оно тебя обмануло, — проворчал Портерфилд.

— Посудите сами — все указывает на русскую психологию. Три объявления вместо одного, и ничего по существу, плюс еще этот специфический юмор…

— Это не русские, — отрезал Портерфилд.

— Почему? — Важное выражение на лице Пайнса не предполагало никакой вопросительности, поэтому он выглядел очень странно.

Вместо Портерфилда ответил Голдшмидт:

— Русские обязательно опубликовали бы бумаги Донахью, или послали бы магнитофонную запись на Ассамблею ООН, или скопировали бы вручную для каждого иностранного посла в Москве, но они не стали бы ими торговать. Со стороны русских можно опасаться только того, что они предложат за эти бумаги более высокую цену.

— Вы шутите? Более высокую цену?

— Рад, что вы не исключаете этой возможности, — отпарировал Голдшмидт. — Теперь давайте приступим к делу: нужно сформулировать ответные объявления и выразить в цифрах нашу цену. Наша главная проблема…

— Вы что, всерьез полагаете, что ЦРУ будет платить шантажистам? За угрозу, которая, по мнению директора, исходит непосредственно из КГБ?

— Директора тоже подвело внутреннее чутье, — громко проворчал Портерфилд.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать планы капитуляции, — доложил Пайнс. — Вы заблуждаетесь, если полагаете, что это так. Мы должны разработать наступательную стратегию и положить всему этому конец!

Портерфилд выразительно вздохнул, но Пайнс, важно улыбаясь, продолжал:

— Мы поступим так же, как поступали последние тридцать лет: они что-то забирают у нас, а мы — у них. Мы предъявим встречные требования на том же уровне, после чего будем спокойно торговаться. Директор настроен взять заложников, желательно троих. На следующей неделе прибывает советская торговая делегация, среди них несколько весьма высокопоставленных чиновников.

Все уставились в стол, Портерфилд откашлялся, что прозвучало как попытка подавить смешок. Голдшмидт тоже закашлялся, но Пайнс не удостоил их вниманием.

— Вы хоть согласовали с канцелярией Восточной Европы? — поинтересовался Портерфилд.

— Еще нет, но непременно согласуем. Сейчас следует как-нибудь поделикатнее построить наш ответ, в точном соответствии с их запросом.

Глава 19

С раннего утра сильные ветры расчистили небо до невыносимой голубизны, и теперь солнечные лучи лупили прямо в центр воронкообразного стадиона Доджера, нагревая сиденья и бетонные ступени. Жутко завоняли разбросанные там и сям куски пищи. На третьем броске под ногами кетчера взорвалось и засияло в лучах солнца облачко пыли…

Хорхе Грихалву мало интересовали отдельные игроки, его привлекал стадион в целом. Именно поэтому он занимал ложу, с которой можно было охватить поле как единое целое. Его волновали не отдельные участники, а толпа, не конкретный удар битой, а вся движущаяся масса и изрезанное маневрами поле. Эту ложу он занимал ежегодно, такая же была у него в амфитеатре Голливуда на концертный сезон, но он обычно предлагал ее друзьям и деловым партнерам, получавшим от этого удовольствие. Ежегодные Игры Лос-Анджелеса оставляли его равнодушным: американский футбол он любил лишь как некую теорию. Бейсбол — другое дело, это почти рыцарский ритуал, благородные фигуры в белом на поле брани, изящная демонстрация ловкости и быстроты реакции перед огромным скоплением зрителей, которые восторженно дышат в унисон и замирают, когда герой замахивается битой.