Собака, которая выла - [37]

— Вы знали, — спросил Перри Мейсон, — что забыли в такси носовой платок?

Она уставилась на него округлившимися от страха глазами.

— Господи всемогущий, не может быть! — воскликнула она.

— Может, — сказал он.

— Где платок?

— В полиции.

— Как оп туда попал?

— Я передал.

— Вы?!

— Да, я, — подтвердил он. — Он попал ко мне, и мне не оставалось ничего другого, как сдать его в полицию.

— Я думала, что вы мой адвокат.

— Так и есть.

— Что-то непохоже. Господи всемогущий, страшнее улики они не могли раздобыть! По этому платочку они сумеют меня разыскать.

— Это не имеет значения, — заметил Мейсон. — Они в любом случае вас разыщут и станут задавать вопросы. Когда они начнут вас расспрашивать, вы не сможете позволить себе их обманывать. Но и говорить правду вы тоже позволить не сможете. Вы попали в тиски, и вам нужно хранить молчание.

— Но это же всех настроит против меня — полицию, всех-всех.

— Спокойнее, — сказал он, — к этому я и веду. Значит, мне пришлось сдать платок как вещественное доказательство в полицию. В этом деле полиция висит у меня на загривке и с радостью подловит на действиях, которые можно квалифицировать как сокрытие преступления. Этого удовольствия они от меня не дождутся. Но вам, чтобы выпутаться из этой истории, потребуется проявить сообразительность.

Итак, вы ведете себя следующим образом. Сюда заявятся полицейские и начнут задавать разные вопросы. Вы им скажете, что отказываетесь отвечать, пока не пригласят вашего адвоката. Объясните, что адвокат рекомендовал вам молчать. И не отвечайте ни на один вопрос. Понятно?

— Да, вы про это уже говорили.

— Вы считаете, справитесь?

— Думаю, справлюсь.

— Другого и не остается, — сказал он. — Во всем этом деле много неясностей, с которыми я не могу разобраться. Я не хочу, чтобы вы раскрывали рот до тех пор, пока не уясню для себя всего хода событий и не сведу все факты воедино.

— Но это настроит людей против меня. В газетах напишут, что я не хочу говорить.

Перри Мейсон ухмыльнулся.

— Вот теперь, — сказал он, — вы начинаете понимать суть дела. Об этом я и пришел поговорить. Ничего не рассказывайте полиции. Ничего не рассказывайте газетчикам. Но заявите тем и другим, что вы желаете говорить, а я вам не позволяю. Заявите, что я приказал вам не раскрывать рта. Заявите, что вы — желаете, что хотите все объяснить. Заявите, что хотели бы посоветоваться со мной по телефону и надеетесь, что я позволю вам заговорить. Они разрешат вам связаться со мной. Умоляйте меня по телефону, чтобы я позволил вам заговорить. Скажите, что желаете объяснить хотя бы, почему приехали в этот город, что произошло в Санта-Барбаре и что вы намеревались делать. Умоляйте меня, убеждайте, упрашивайте, подпустите слезу. Все, что угодно. А я буду стоять на своем и повторять, что если вы хоть раз откроете рот, вам придется искать себе другого адвоката. Понятно?

— По-вашему, это сработает? — спросила она.

— Обязательно, — ответил он. — Газетам нужно что-то выносить на первую полосу. Поищут чего-нибудь другого, а не найдут, так остановятся на этом и распубликуют во весь разворот, что вы желаете все рассказать, а я не даю.

— А что полицейские? Они меня отпустят?

— Не знаю.

— Боже мой! Значит, вы считаете, что меня арестуют? Господи! Я этого не вынесу! Я бы еще справилась с допросом, если б меня расспрашивали здесь, в моем номере. Но если меня отвезут в тюрьму, в главное полицейское управление и станут допрашивать, я сойду с ума. Такого я просто не вынесу, я не могу допустить, чтобы меня отдали под суд. Как вы думаете, есть вероятность, что меня будут судить?

— Вот что я вам скажу, — произнес Мейсон, поднявшись с кушетки и в упор посмотрев на нее жестким требовательным взглядом. — На меня такие штучки не действуют, и вам они не помогут. Вы крепко увязли, сами знаете. Вы отправились в дом мужа и проникли внутрь, воспользовавшись отмычкой. Вы обнаружили на полу его труп. Вы поняли, что его убили. Там лежал пистолет. Вы не сообщили в полицию. Вы остановились в гостинице под вымышленным именем. Если вы думаете, что можно отмочить такое и не попасть в главное полицейское управление, значит, вы не в своем уме.

Она расплакалась.

— Слезами горю не поможешь, — сказал он с грубой откровенностью. — Вам только одно поможет — если будете шевелить мозгами и следовать моим указаниям. Ни за что не признавайтесь, что останавливались в отеле «Бридмонт» или где-то когда-то жили под вымышленным именем. Не признавайтесь ни в чем, кроме того, что пригласили меня в адвокаты и что станете отвечать на вопросы или делать заявления, только если я буду рядом и вам посоветую. Единственное исключение — горькие жалобы газетчикам на то, что вы желаете о себе рассказать, а я вам этого не даю. Уяснили?

Она кивнула.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — С предварительной частью, таким образом, покончено. Теперь вот еще о чем…

В дверь номера властно постучали костяшками пальцев.

— Кому известно, что вы здесь? — спросил Мейсон.

— Кроме вас, никому.

Перри Мейсон знаком приказал ей молчать. Он замер, не сводя с двери хмуро-сосредоточенного взгляда. Стук повторился, на этот раз громче и с безапелляционной настойчивостью.