Собака и лисица - [2]

К сожалению, объем предисловия не позволяет мне сколько-нибудь подробно остановиться на толковании Майнарди тех или иных сигналов «языка» животных и его эволюции. По логике текста книги значения многих таких сигналов столь же однозначно связаны с самими сигналами, как в словах или фразах нашего с вами языка. Отсюда и недоумение, почему, например, волк, подавший «правильный» сигнал подчинения, оказывается тем не менее растерзан своим собратом. А дело здесь, вероятно, в том, что у каждого вида животных один и тот же сигнал в разное время может иметь достаточно разные значения.

Можно было бы высказать еще несколько замечаний по содержанию книги. Трудно, например, согласиться с его утверждением о том, что приручение диких животных и импринтинг – это почти или совсем одно и то же, что мы являемся свидетелями первых этапов одомашнивания (!) шимпанзе и львов.

Но все сказанное отнюдь не умаляет достоинств книги, и я надеюсь, что историю занимательного эксперимента с лисенком Кочисом и фокстерьером Блюе многие читатели прочтут с неподдельным интересом. Наблюдая вместе с автором книги за развитием, играми и взаимоотношениями наших мохнатых питомцев, задавая природе вопросы и получая на них ответы, мы знакомимся со сложными биологическими загадками, немалое число которых еще ждет своего решения.

Е.Н. Панов

Предисловие к русскому изданию

Когда мне было лет тринадцать, я жил в деревне. Отец подарил мне тогда небольшое ружье, чтобы я приобщился к охоте на дичь. Охота – занятие особое, требующее большой собранности, предельного внимания и подлинной «фильтрации стимулов». Во время охоты, скажем, можно заметить, как вдруг задрожал листок на дереве, но охотничий азарт мешает по-настоящему оценить красоту окружающей природы. В этом я вскоре сам убедился, а потому забросил ружьишко и переключился на другое, не менее увлекательное занятие, несколько напоминающее охоту, но куда более расширяющее кругозор. Вооружившись биноклем, я стал бродить по полям и перелескам, наблюдая, а вернее, изучая жизнь и повадки пернатых. И хотя современному человеку нет особой нужды охотиться, чтобы раздобыть пропитание, он все же продолжает заниматься охотой, но в ином плане.

Вот и мне пришлось на днях потратить воскресный день на охоту внутри огромного пармского дворца Пилотта с его нескончаемой анфиладой парадных залов, комнат и переходов из одного крыла в другое, где уже несколько месяцев открыта богатейшая экспозиция, посвященная культуре и искусству XVIII века в области Эмилия. Предпринятая мной авантюра в дебрях дворцовых залов с бесчисленными экспонатами явилась последним звеном в цепи поисков, но домой я вернулся с пустым ягдташом.

Когда книга «Собака и лисица» вышла из печати, я полагал, что моя работа над ней завершена. Оказывается, я заблуждался, и мне вновь пришлось вернуться к ней благодаря одному курьезному случаю. В ходе подготовки этой книги к изданию на русском языке между мной и переводчиком завязалась деловая переписка. И вот однажды в одном из писем переводчик поставил передо мной вопрос-стимул, который и явился причиной моей необычной охоты.

В частности, в том письме говорилось: «В шестой главе «Собаки и лисицы» мне попался очень странный термин. Почему все-таки «личиски»? Это слово так напоминает русское лисички…». Действительно, в этой главе я даю краткую историю предпринятых попыток скрестить собак с лисицами, ссылаясь на высказывания натуралиста Антонио Валлизньери, жившего неподалеку от Пармы. Так, в своей книге, изданной в 1730 году, Валлизньери рассказывает, что в здешних местах нередко можно было встретить странных животных, которых местные жители приняли за гибридов собак и лисиц и окрестили их «личисками». Помню, что, когда я работал над книгой, это название воспринималось на слух как само собой разумеющееся, не вызывающее никаких сомнений. Но вопрос переводчика заставил меня призадуматься. Просматривая некоторые старые издания и беседуя с друзьями, я смог кое-что выяснить. На мой взгляд, сходство между двумя терминами – «личиски» и «лисички» – вызвано давней традицией, которая, видимо, была привита и в Италии. Мне удалось установить, что во второй половине XVI века во Франции был распространен обычай (заведенный Карлом IX) держать в домах вместо собак маленьких лисиц, которых завезли из России. Позднее, в XVIII веке, их даже стали разводить на месте. Но самое любопытное в том, что эти зверюшки, принадлежащие к виду песца (Alopexlagopus), были таковы, что их вполне можно было принять за нечто среднее между собакой и лисицей. Вот, например, что можно прочитать на сей счет в одном из последних справочников по зоологии: «Вид рода Alopexзанимает промежуточное положение между псовыми и собственно лисицами (род Vulpes), поскольку животные этого вида наделены некоторыми характерными особенностями, свойственными обеим группам. Так, структурой черепа и зубов они напоминают представителей рода Canis, хотя внешним видом похожи на обыкновенных лисиц…» Из того же справочника можно узнать, что своими повадками песцы напоминают поведение собак, поскольку вполне расположены к жизни в сообществах. Итак, песцы более податливы и общительны, нежели обычные лисицы.