Собака Генри Хортинджера - [2]

Генри замер — но отнюдь не от смущения. Нет, дело было совсем в другом. Он был уверен, что услышал позади себя какой-то шум, когда сбавил шаг. Генри заволновался, хотя звук и затих почти мгновенно. Звук, странно похожий на чью-то мягкую поступь. Как будто кто-то за его спиной маскировал свои собственные шаги за стуком его каблуков. Должно быть, негодяй решил незаметно подкрасться и ограбить его! Какая наглость! Генри ловко обнажил клинок и развернулся, готовый встретить преследователя лицом к лицу.

Перед ним лежала пустынная улица. Лишь туман тихо клубился под газовыми фонарями. Откуда-то издалека доносилась музыка. «Воришка, должно быть, сбежал, когда понял, что я его услышал, — подумал Генри. — Проклятый трус!» Подождав немного, он убрал клинок в трость и продолжил путь, на всякий случай переложив револьвер из саквояжа в карман.

Вдали уже виднелось его поместье — и вот опять! Теперь сомнений быть не могло: мягкая поступь, едва различимая за звуком его собственных шагов. Без промедления Генри развернулся на каблуках.

— Ага! — воскликнул он. — Кто у нас ту…

Вопрос застыл у него в горле — это был не воришка или какой-нибудь беспризорник. Менее чем в трех метрах от него стоял огромный черный зверь. Генри в шоке отметил, что существо напоминает собаку.

Нет, не может быть. Если это собака, то какой-то неизвестной породы. Тварь была покрыта шерстью темнее самой ночи и как будто поглощала весь свет вокруг. Огромная пасть скривилась в страшной волчьей гримасе, обнажив ряд клыков, каждый длиной с указательный палец, блестевших, как лезвие кинжала.

Страх ледяной хваткой сковал грудь Генри. Его пальцы невольно разжались и выпустили трость — она шумно загрохотала о булыжники пустынной мостовой. Чудовище было ростом почти с человека. Но не размер зверя и не клыки заставили трепетать сердце Генри, а глаза.

Он не мог сдвинуться с места. Две неестественно белые точки, сиявшие из глубины дьявольской тьмы, пригвоздили его к земле. «Как луна в преисподней», — в ужасе подумал он. Тварь шагнула вперед.

А потом его тело пронзила боль. Волна отчаяния накрыла его, каждый дюйм кожи мгновенно покрылся холодным потом. Он задыхался. В голове звенели тысячи голосов, но невозможно было разобрать ни слова. Доселе незнакомые ощущения — страх, одиночество, беспомощность — грозили поглотить его без остатка.

Генри упал на колени, содрогаясь всем телом. В оцепенении он чуть не забыл о револьвере, припрятанном в кармане. Выдохнув с облегчением, Генри вытащил оружие и, собрав остатки воли в кулак, нацелил его на собаку.

— Прочь, нечистая! — воскликнул он и спустил курок.

В ночи прогрохотал выстрел. Генри застыл в ожидании. Он был уверен, что попал. Но собака по-прежнему стояла без движения, невозмутимо презрев попытку убить ее.

А затем она шагнула к нему.

Издав душераздирающий вопль, Генри вскочил на ноги и кинулся к входной двери, отбросив мешавший ему саквояж. Сердце неистово колотилось; добежав до порога, он что есть мочи забарабанил по массивной дубовой двери с истошными криками о помощи. Дверь приоткрылась, и он ввалился внутрь, едва не сбив с ног лакея. По лестнице бежал его сын Томас.

— Во имя всего святого, закройте дверь! Она гонится за мной! — завопил Генри.

— Кто? Там никого нет, — удивился слуга.

— Собака, идиот! Здоровенная косматая собака! Захлопни дверь!

— Отец, что случилось? — спросил Томас, приблизившись. Он отстранил сбитого с толку лакея и выглянул в темноту.

— Нет! — вскрикнул Генри. Он с трудом поднялся на ноги и грубо схватил сына за руку.

— Должно быть, она ушла, — проговорил Томас. — Сейчас ее точно здесь нет.

Генри с опаской высунул голову в дверной проем. Огромная черная собака стояла в паре метров от дома и пристально смотрела на него.

— Вон она! — закричал Генри, ткнув пальцем в собаку.

— Боюсь, я ничего не вижу, — ответил его сын.

— И я, — подтвердил дворецкий.

Томас положил руку отцу на плечо.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Попросить принести стакан воды?

— Господи, да в порядке я! — взревел Генри. Помимо всего прочего, он увидел, как в доме по соседству отдернули шторы, чтобы поглазеть на спектакль, который он устроил. Сгорая от стыда, он захлопнул дверь и накинулся на Томаса:

— Почему ты вообще здесь? Разве ты не должен заниматься с учителем в читальне? Я не позволю своему сыну шататься в прихожей, как какой-нибудь слуга!

— Ну так я и занимался, — ответил Томас. — Уже стемнело, а Элизабет так плохо себя чувствовала, что я подумал…

Генри с отвращением фыркнул и проследовал в свой кабинет, где его никто не побеспокоит. Он был так разъярен, что даже не заметил тонкую, как прутик, фигурку своей дочери на лестнице. По ее призрачно-бледному лицу струились слезы.

Генри сидел перед камином с третьим стаканом бренди за вечер, раздумывая над событиями этой ночи. Ему пришлось усмирить гордость и признать, что демоническая собака была плодом его воображения. Верный знак переутомления. В этом не было ничего удивительного. Он — важный человек, подвержен постоянному стрессу. Он не помнил, когда в последний раз как следует выспался. Сколько страданий выпало на его долю!