Собака Баскервилей. Острие булавки - [95]

Какое-то время я постоял, собираясь с мыслями, по-прежнему глядя на круглое окошко, где, понятно, никого уже не было видно, и вдруг моему взору предстало объяснение того, что произошло. Еще один профиль, похожий на идущую по следу ищейку, мелькнул в окне, как в круглом зеркале. Едва увидев его, я сразу понял, кто это. Это был Мститель, убийца или тот, кто собирался им стать, человек, который так долго преследовал старого миллионера на суше и на море и наконец загнал в тупик, на этот железный пирс, висящий между морем и землей. Конечно же, я сразу подумал, что дверь запер убийца.

Человек, которого я увидел первым, был высок, но второй оказался еще выше. Разницу в росте скрадывало только то, что он очень сильно сутулился, и голова и плечи его были выставлены вперед, как у хищника, преследующего добычу. Из-за такого сочетания он производил впечатление огромного горбуна, и все же в двух мелькнувших за окном профилях нельзя было не заметить родового сходства. Этот головорез и его знаменитый родственник были очень похожи. Нос преследователя тоже сильно напоминал птичий клюв, только не орлиный, а скорее клюв грифа. Он был небрит, щетина его уже почти превратилась в бороду, а сутулость, и без того заметную, подчеркивал старый грубый шерстяной шарф, намотанный на шею. Но все это мелочи, и они не могут передать всей той жуткой энергии, которую излучал его целеустремленный профиль, или ощущение мстительного рока, чувствовавшегося в этой горбатой хищной фигуре. Вы когда-нибудь видели рисунок Уильяма Блейка, который иногда легкомысленно называют «Призрак блохи», но чаще более ярко – «Образ кровавой вины» или что-то наподобие этого? Там изображен кошмарный сгорбленный крадущийся гигант с ножом и чашей в руках. Ничего такого в руках у этого человека не было, но, когда он показался за окном во второй раз, я совершенно отчетливо увидел, как он вынул из складок шарфа револьвер и крепко сжал в ладони. Глаза его страшно блеснули в свете луны, когда он вдруг то ли закатил их, то ли стал вращать ими, и, знаете, это выглядело по-настоящему жутко, так, словно он мог выдвинуть их из орбит, как это делают некоторые пресмыкающиеся.

Три раза преследуемый и преследователь проходили друг за другом мимо окна, обходя вокруг будки, прежде чем я пришел в себя и понял, что нужно что-то делать, хотя еще и не понимал, что именно. Я стал с силой дергать дверь, когда в очередной раз показался профиль ничего не подозревающей жертвы, я бросился к окну и стал стучать, потом попытался выбить стекло. Но это было двойное окно с очень толстыми стеклами, к тому же проем был таким глубоким, что я засомневался, смогу ли я вообще достать до внешнего стекла. Мой гордый клиент почему-то не замечал моих сигналов и не слышал криков, и эти роковые маски продолжали ходить вокруг будки в безмолвной пантомиме, отчего у меня чуть не закружилась голова. И вдруг движение прекратилось. Подождав, я почувствовал, что они больше не появятся. Я понял: сейчас случится страшное.

Что было дальше, можно не рассказывать. Я думаю, вы и так представляете, что произошло… Так и я беспомощно стоял там, внутри этой будки, представляя это, или, вернее, пытаясь заставить себя не делать этого. Достаточно сказать, что в наступившей жуткой тишине, когда стихли шаги, кроме гулких раскатов моря, я услышал еще лишь два звука. Первый, громкий, – выстрел; второй, чуть тише, – всплеск.

Моего клиента убили в пяти ярдах от меня, а я ничего не смог сделать. Своих чувств я не буду вам описывать. Но, если после убийства самообладание ко мне уже вернулось, меня все еще гложет непонимание.

– Непонимание чего? – очень спокойно спросил отец Браун.

– Как убийце удалось уйти, – ответил сыщик. – На следующее утро, как только пирс открылся, я был освобожден из заточения и сразу бросился к воротам, чтобы узнать, кто выходил с пирса после открытия ворот. Не стану утомлять вас подробным описанием, но скажу только, что на пирсе, как ни странно, были самые настоящие железные ворота, через которые никто не мог бы войти (или выйти), пока они были закрыты. Никто из служителей не видел, чтобы выходил кто-нибудь похожий на убийцу, а внешность у него была весьма заметная. Если бы даже он попробовал как-то замаскироваться, вряд ли ему удалось бы скрыть свой необычно высокий рост или фамильный нос. Очень маловероятно, чтобы он попытался добраться до берега вплавь, потому что той ночью на море штормило, да и соответствующих следов на берегу не обнаружили. И если бы даже я увидел его один, а не пять-шесть раз, я и то с уверенностью мог бы сказать, что этот человек не стал бы топиться в минуту триумфа.

– Я прекрасно понимаю вашу мысль, – ответил отец Браун. – К тому же это никак не сочетается с письмом, где говорится о всевозможных выгодах, которые принесло бы ему это преступление… Хорошо бы проверить другое. Вам известно, что представляет собой пирс внизу? Какая у него конструкция? Пирсы очень часто делают так, что внизу у них целая сеть железных подпорок и стоек, по которым человек может перебираться, как обезьяна, с дерева на дерево, хоть до самого берега.