Собачье танго - [3]

А, нет, «руки за спиной». Это еще подозрительнее!

– Зямочка, ты же меня любишь? – заискивающе спросила она, неподдельно встревожив супруга.

– К чему этот странный вопрос? – Зяма заметно напрягся.

А я, умудренная опытом длительного знакомства с Алкой, проницательно спросила иначе:

– Трошкина, что у тебя там? Новый штраф за неправильную парковку? Вызов на дуэль, черная метка, окровавленный топор, камень, снятый с души у кого-то другого?

Вообще-то, все перечисленное подходило: вид у Трошкиной был виноватый и дерзкий одновременно.

– Младенец, прижитый от другого мужчины? – выдвинул свою шокирующую версию Зяма.

– Милый, какой ты умный! – льстиво восхитилась Алка, и Зяма нахмурился. – Почти угадал!

Она вывела руки из-за спины и продемонстрировала нам прелестного песика в черно-белых локонах.

– Опять собачка? – Я попыталась припомнить, которая уже по счету, но не смогла.

Трошкина всегда отличалась редкостным добросердечием. В детстве она одна усыновила больше зверушек, чем мы с Зямой на пару. И это при том, что под нашими с братцем кроватками и в нижних ящиках стенки в детской с легкостью можно было обустроить вполне приличную псарню – я знаю, мы неоднократно пробовали! К счастью, папуля с мамулей не рвались в собакозаводчики.

– Очень ладная собачка испанской породы. – Я уместно процитировала Тургенева.

– Как Муму? – Зяма тоже продемонстрировал, что читал вечную классику.

Мы, Кузнецовы, интеллигентное семейство. У нас даже свой собственный писатель имеется!

– Но-но! Почему сразу Муму? – заволновалась Трошкина, решив, что ее найденышу прочат печальную судьбу знаменитого литературного песика. – Я не дам моего Гусю в обиду!

– Боже, она уже дала ему имя! – Зяма закатил глаза.

Я сокрушенно вздохнула. Мы все понимали, что именно это означает: Алка взяла песика в семью.

– А ты не забыла, что через… – Зяма посмотрел на свой швейцарский хронометр – он и джинсы, спешно натянутые перед спонтанным забегом в отчий дом за книжечками, по-прежнему составляли весь скудный наряд братца. – Через три с половиной часа мы улетаем в Стамбул? Без Гуси, потому что у него нет билета!

– Конечно же, я не забыла про Стамбул. – Трошкина вынула свои задние лапки из балеток и засеменила в кухню, с натугой удерживая песика на весу и подметая пол его хвостом. – Именно поэтому я дала ему турецкое имя! Гуся – это уменьшительно-ласкательное, полностью он у нас Гуссейн…

– Ибн Хоттаб, – произнес Зяма с отчетливо ругательной интонацией, после чего тоже заспешил в кухню.

Он обогнал Алку, открыл холодильник, и они втроем, включая Гусю, задумчиво уставились в пустое нутро холодильного агрегата.

– У нас нет ни молока, ни мяса, – обозрев зимние просторы, огорчилась Алка.

– Конечно, мы же решили не оставлять в холодильнике скоропортящиеся продукты и выключить его на время нашего отсутствия, – припомнил Зяма.

– Гусю надо срочно пристроить в добрые руки, – постановила Трошкина и посмотрела на меня.

– У меня злые! – заявила я и спрятала свои руки за спину.

– Я брошу клич на Фейсбуке! – объявила Алка и порысила в комнату, продолжая прижимать к животу радостно скалящегося песика. – Не бойся, Гуся! Сейчас мы найдем тебе новый дом и доброго хозяина, который любит животных. Может, у него уже даже будут собаки…

– Ну да, ну да, – покивала я с легким скепсисом.

И напела:

– Жили у бабуси три веселых Гуси…

– Что? Повтори! – Зяма мягко закрыл холодильник и уставился на меня.

– Жили у бабуси три веселых Гуси, – повторила я. – Один серый, другой белый, третий полосатый, как-то так…

– Дюха, ты гений! – просияв, объявил братец и побежал за женой. – Алка, стоп! Отставить клич на Фейсбуке, у меня есть идея!

– Я уверена, что она гениальная! – В голосе Трошкиной слились в экстазе похвальная преданность и беспардонная лесть.

Ну идеальная супруга!

– Мы коварно подбросим Гусю в фамильное гнездо! – выдал Зяма.

– В наше фамильное гнездо? – уточнила я, потому что мало ли, вдруг этот любитель халатов и чувяков по восточной традиции взял себе еще пяток жен, просто гнездятся они на какой-то другой жилплощади.

Хотя я на месте Зямы поостереглась бы подбрасывать Алке такую «гениальную» идею. Трошкина – она только с виду и в мирное время нежный ландыш. В условиях, приближенных к боевым, моя подруга с легкостью завалит пару Терминаторов.

– Конечно, в наше! – Зяма расплылся в злорадной улыбке.

– Ну, нет! Я протестую! – Мне эта идея не понравилась. – Напоминаю: руки у меня злые, а память дырявая, так что я не смогу обеспечить вашему Гусе регулярную кормежку и прогулки по расписанию. Да я его вообще потеряю!

– Опять?! – Трошкина ужаснулась и туже стиснула песика в объятиях, жалостливо бормоча: – Маленький Гусенька не хочет снова потеряться, он и так уже настрадался, намучился, бедняжечка…

Придавленный песик взвизгнул, а мы с братцем переглянулись и, кажется, одновременно сообразили, что не прояснили обстоятельства появления у нас бедняжки Гусеньки.

Я уже открыла рот, но Зяма успел раньше и первым строго спросил:

– Откуда собачка?

– Из лесу, вестимо! – с готовностью ответила Алка и живенько нарисовала ретроспективную картинку маслом.

Салон красоты, в который Трошкина отправилась почистить перышки перед перелетом на юг, граничит с большим неухоженным парком. Окраины его белым днем выглядят вполне цивилизованно: там резвятся дети, гуляют мамаши с колясками, сидят на лавочках старушки… Но углубляться в старый парк не стоит. Нахоженых тропинок там хватает, но шастают по ним преимущественно сомнительные личности – бомжи, забулдыги, наркоманы… Однажды там даже маньяка поймали. Маньячил он, правда, в других местах, а вот прятался в парке, в заброшенном гроте у декоративного озера. Завесил вход в пещерку мятым куском брезента, распустил поверх него зеленые плети разросшегося плюща – и шикарную берлогу себе обустроил, очень стильную, Зяма хвалил. А Зяма у нас известный и модный интерьер-дизайнер…