Собачье дело: Повесть и рассказы - [23]

«Я его прощу. Но пусть он раньше поклянется, что никогда больше не изменит мне», — подумала она, сходя с трапа с двумя тяжелыми чемоданами.

«Клянусь!» — подумал он, сбегая на землю с портфелем-дипломатом в руках.

Потом они пошли рядом по улице, спустились в подземный переход, завернули за угол, пересекли площадь и вышли на троллейбусную остановку.

«Я люблю тебя! Я всегда только тебя ждала», — подумала она, втаскивая два тяжелых чемодана в троллейбус № 12.

«Я не могу жить без тебя, любимая!» — подумал он, запрыгивая на ходу на подножку трамвая № 7.

«Я думаю, здесь в этой истории можно поставить точку», — подумал один из авторов.

«Согласен», — грустно подумал другой.

Зеркало

Зеркало было в человеческий рост. Внутри него стояла какая-то неприятная личность.

— Зачем ты здесь? Твои оттопыренные уши, отвисшая губа, твой узкий лоб отбивают у меня аппетит, — и я показал на него пальцем. Он на меня. Мы обменялись взглядами, полными презрения друг к другу.

— Посмотри на свои мутные глаза и синие мешки под ними. Ты же ничего не видишь дальше бутылки, алкоголик.

Я усмехнулся, и он скривил губы в жалкой улыбке.

— Что за гнусная похотливая улыбка? Она выдает тебя с головой, бабник, ловелас престарелый. У тебя лысина, а в тебе еще кипят, как в чайнике, низкие страсти. Тебе семью создавать, детей воспитывать. А ты?.. А… — и я махнул рукой. Он тоже: мол, чего ты ко мне пристал?

— Что значит пристал? Посмотри на себя со стороны. Этот мешок даже издали не похож на костюм. Твоя высохшая шея никогда не знала, что такое галстук. У тебя в ботинках разные шнурки. Ты восемнадцать лет сидишь на одном стуле. Тебя бы восемнадцать лет назад выгнали, но кроме тебя на этот стул все равно никто не сядет.

— Что ты смотришь на меня волком? А ведь ты так на всех смотришь, на все, на весь мир. Все перед тобой виноваты. Ты оттолкнул от себя друзей. Тебе завесь год только раз позвонили: напомнить, чтобы ты вернул книгу в библиотеку. Ты двенадцать лет ничего не читал, с тех пор, как взял ее там. Или может, я неправ? Неправ? А?

— Но что я тобой говорить?! Я не могу смотреть в твою сторону. Я плюю на тебя!

Я хотел действительно плюнуть на него, но потом передумал. Не стоит связываться! Я отвернулся и пошел. Тип в зеркале плюнул мне вслед.

Кто-то где-то когда-то…

Кто-то где-то когда-то что-то построил. Кажется, город. Даже столицу. Возможно, красивую. Не исключено, что ворота этого города всегда были распахнуты перед любителями прекрасного. И поэты, художники и музыканты воспевали красоту и величие этого города, восьмого чуда света, в своих полотнах, поэмах, звуках. Воспевали город и Человека, создавшего его. Но кто? Где? Когда? Никто не знает. Кто-то когда-то где-то неосторожно бросил окурок, и… город погиб в огне. Ни названия города, ни имени этого человека не сохранилось.

Кто-то где-то когда-то что-то написал. Кажется, книгу. Возможно, гениальную. Люди, прочитав книгу в рукописи, преклонили колени перед гением ее создателя. Но этот кто-то где-то когда-то ее потерял. А может, другой кто-то когда-то где-то, найдя рукопись, растопил ею печь. И неизвестно, кто? где? когда?

Кто-то где-то когда-то что-то открыл. Возможно, это открытие теперь продлило бы человеку жизнь, и человек бы освободился от страха перед неизлечимыми болезнями. Но вероятно, что как раз в тот момент, когда человек решил поведать людям о своем открытии, сердце его почему-то остановилось. И неизвестно — кто? где? когда? почему?

Я тоже мог бы, вероятно, когда-то что-то где-то создать. Возможно, я мог бы стать великим архитектором и построить чудо-город, гениальным художником, покорившим мир своими полотнами, ученым, проникнувшим в тайны вселенной. Но зачем? Где та гарантия, что кто-то где-то когда-то вспомнит, что было где-то когда-то.

А потому каждый выходной я рано утром накапываю дождевых червячков и отправляюсь на речку. Я сажусь на свое любимое место, насаживаю наживку на крючок, поплевываю на нее и, размахнувшись, забрасываю спиннинг. Вокруг поют птицы, у ног серебрится река, светит летнее солнышко. В такие минуты мне становится по-человечески жаль тех неудачников, которые всю жизнь творили и создавали для человечества и которых человечество забыло.

Один за другим в садке появляются жирные блестящие карпы. Я чувствую себя счастливым.

И все же. Кто-то где-то когда-то…

Жизнь в искусстве

Каждый день я начинаю с роли добросовестного и честного служащего. В этой сцене я занят с девяти утра до шести вечера. Моего героя уважают и любят сотрудники, с его мнением считается директор. В моем решении это добродушный и простой человек, который умеет хорошо пошутить, знает, кому, где, когда, как и что сказать. На первый взгляд роль эта кажется легкой для исполнения, но сколько хороших актеров всю жизнь проводят в «массовке», так и не найдя «зерна» образа…

В обеденном антракте я исполняю для своих младших сотрудников четыре свежих анекдота и пантомиму на темы интимной жизни. Сотрудники, как и должно, талантливо смеются.

В следующей сцене я — любящий муж. Эту роль играю уже пятнадцать лет. Моя партнерша, опытная актриса, все эти годы играет любящую жену. В паре с ней я участвовал не в одном спектакле. Помнится, в начале моей актерской деятельности я исполнял роль пылкого и страстного юноши. Это был мой любимый образ. Потом играл трагикомическую роль жениха перед свадьбой. Но теперешняя роль, мужа, — самая яркая и многогранная. В сцену нашей безоблачной супружеской жизни органически вплетаются эпизоды ревности, углубляющие «сверхзадачу».