Со звездой на ниточке - [23]

За этими разговорами земляне дошли до одинокого дерева, где румяные занимались тем, что срывали с ветвей орехи размером с апельсин, и пили скопившуюся внутри жидкость. Аз поставил свой рюкзак и тоже потянулся за одним из гигантских орехов, Этто же тем временем высматривал, не готовы ли подойти другие группы. Ожидание надолго не затянулось, и вот в виду показалась первая из них, за которой вскоре последовали вторая и третья. И как только все прибыли и, следуя своему чувству групповой композиции, живописно расположились, Этто вышел перед ними и последовательно обрисовал картины того, к чему неизбежно должна была привести их нынешняя жизнь. А поскольку он расписывал перспективы в мрачнейших красках, то похоже, всякое соображение, как выразился Аз, у румяных застыло тут же, не дожидаясь отдаленного будущего. Когда Этто закончил, они стояли как окаменевшие и не издавали ни звука. Но этого оказалось для Этто Шика недостаточно. Он скомандовал Азу ввести в автомат все известные детали, касающиеся жизни румяных людей, включая обнаруженную Этто главную ошибку, легшую в основание этой жизни, и сформировать исчерпывающий и подробный список отрицательных последствий этой ошибки. Как только Аз скормил машине данные, машина немедля загудела, как безумная, и разродилась беспрерывной чередой листиков бумаги; на каждом листике размером с открытку значилось по недугу, который непременно поразит румяных, если они продолжат жить, как жили. Но автомат высчитал не только последствия в виде умственного истощения из-за нехватки интеллектуальной пищи, но и последствия этих последствий — а именно: несоразмерное развитие ума и чувств, неустойчивое настроение, ухудшение памяти, отсутствие концентрации внимания, потеря общительности, заикание, сердечная недостаточность, наследственный идиотизм и тому подобное, — и потому выброшенные им листики стали складываться в неуклонно растущую горку. И когда машина, наконец, выбросила последний листик и с глубоким вздохом завершила работу, гора выросла до высоты человеческого роста. Гора бумаги настолько потрясла румяных людей, что оцепенение стало их отпускать и наконец оставило полностью. Они жадно ринулись на гору листков, всю ее перерыли, вырывали бумаги друг у друга, выкрикивали друг другу названия близящихся недугов, но на этот раз безо всякой музыкальной гармонии, так что ни один не мог понять другого, и вдруг остановились и окружили Этто, чтобы поблагодарить за спасение их от духовной погибели.

Этто легким жестом руки отмахнулся, будто каждый день между делом спасал целые человечества, повернулся на каблуках и, прежде чем румяные успели выразить благодарность, шагнул к ракете.

Поскольку Аз держался мнения, что всех тех, кто чувствует себя в долгу, не следует оставлять с бередящим чувством невыполненных обязательств, а нужно дать им возможность полностью рассчитаться, он пожалел сконфуженно стоящую компанию. Потому вместо того, чтобы последовать за шефом, Аз Нап задумался, как бы дать румяным такую оказию — отблагодарить ну хотя бы его одного. Однако, если Аз не хотел присваивать благодарность, заслуженную шефом, он должен был заработать признательность сам, что привело его к мысли еще раз запустить машину. Раз теперь румяные, кажется, набрались решимости отказаться от теперешней жизни, Аз не хотел бы отпускать их навстречу будущему, не подсказав таящихся там опасностей. Если они узнают, что именно им грозит, размышлял Аз, то легко избегнут ошибок. Машина снова безумно загудела, и разродилась грудой бумаг с перечислением всевозможных опасностей, такими, как несоразмерное развитие ума и чувств, неустойчивое настроение, ухудшение памяти, отсутствие концентрации внимания, потеря общительности, заикание, сердечная недостаточность, наследственный идиотизм и тому подобное, и, наконец, гора опасностей, которые угрожали румяным, если они расстанутся со своим прежним образом жизни, поравнялась высотой с горой опасностей, которые угрожали им, если они продолжат свой прежний образ жизни. Аз гордо посмотрел на свою работу и счел, что достоин всяческих похвал за то, что вовремя выявил все предстоящие румяным напасти. Но, отвернувшись от горки, он не увидел ни единого румяного человека, ибо все они совершенно побелели. Они переводили взгляд с одной горки на другую, и, поскольку обе были одинаковой величины, к их боязни настоящего добавился столь же сильный ужас перед будущим, поэтому они встали меж горок как парализованные, и даже не помышляли благодарить Аза.

— Нет, так нет, — сердито пробурчал Аз, засунул свой счетный автомат в рюкзак и, горбясь, потащил его прочь.

Но едва он сделал пару шагов, как получил сильный удар сзади по голове. Аз удивленно обернулся, что избавило его от следующего удара в затылок, потому что теперь ему прилетело в лоб. Остолбенение румяных внезапно превратилось в неистовую ярость из-за дилеммы, перед которой их поставили земляне, а поскольку Этто был вне досягаемости, пришлось Азу сносить неблагодарность за обоих, причем полной чашей. Неблагодарность эта настигла его в виде гигантских орехов, которые были сорваны румяными в неистовом гневе с веток, и теперь градом обрушились на Аза. Он бежал, спасая свою жизнь, и наверняка ее лишился бы, кабы румяные не обессилели от этого непривычного ввиду своей неэстетичности занятия. Азу же передышки как раз хватило, чтобы добраться до ракеты. Он быстро закрыл за собой дверь и бросился на койку, где мгновенно заснул. Орехи, которыми восстановившие силы румяные бросались в ракету, были ему не помехой. Напротив, треск отскакивающих от корпуса ракеты орехов говорил Азу, что румяным больше до него не дотянуться, одарял его сладким чувством безопасности и навевал еще более приятные сны, чем прекрасное пение накануне вечером.