Со святой верой в Победу - [14]

Дух Сталинграда, величайшей битвы на Волге, еще свежо и остро витал над полком, его солдатами и командирами, проявлялся в каждом бою и атаке. Правда, это было у опытных, у "старичков". В полку же оказалось и очень много необстрелянных молодых солдат, подобных мне. Но и школа - фронт, и класс - гвардейский полк быстро научили, "обстреляли". Свистящей пуле уже не кланялся: она ведь уже пролетела! Поистине солдатами не рождаются - ими становятся!

В должности командира пулеметного расчета начал фронтовую службу. Боевое крещение получил в боях на Северском (Северном) Донце. Участвовал в освобождении Донбасса, Левобережной Украины.

К концу сентября успел получить осколок в икру правой ноги, и еще легко отделался, ведь пулеметчика обычно выдвигают на передний, наиболее опасный рубеж, на котором сосредоточен огонь противника; переболел малярией и оказался контуженным (бросился в маленькую придорожную канаву, когда воюще-свистящая мина, звук которой всегда шел с опережением, разорвалась в метре за головой, по другую сторону засохшей кочки). После первого ранения и малярии оставался в строю, иногда во время переходов садился в повозку или на лафет орудия наших дивизионных сердобольных братьев-артиллеристов. Во время контузии сразу в госпиталь не увезли - очухался среди своих. Казалось, ничего страшного: речь сохранилась (только язык стал каким-то вязким, непослушным), звенело в ушах, в голове, ощущал глухоту. От госпитализации (настоящей) наотрез отказался, как это делали многие в ту пору, особенно гвардейцы, так как боялся, что к своим, в гвардейское соединение с его ореолом славы и, сказать откровенно, с лучшим, чем в прочих армиях, питанием, уже не попаду. С неделю-две пробыл в нашем медсанбате, который тогда, как и полк, и дивизия, двигался. Сейчас, честно говоря, жалею задним числом, что принял опрометчивое решение и настоящего лечения не прошел. Шумы (низвергающийся звенящий водопад), головные боли с тех пор часто навещали. После войны шум стал сплошным, непрекращающимся. Вначале состояние было такое, что, казалось, ополоуметь мог вот-вот. Что называется, хоть на стенку лезь... Сразу, забегая вперед, скажу, что недуг свой, ухудшение слуха, поначалу скрывал, насколько это было возможно, но в конце 1946 года стало настолько худо, что слег, начались обследования. В итоге была определена военная инвалидность и последовала демобилизация. По прибытии домой почувствовал себя лучше и, стыдясь инвалидности, ее не возобновлял: болезни надо было поглубже запрятать и рвануть к знаниям (оформил инвалидность повторно лишь в 80-е годы).

От города Барвенкова мы, 8-я гвардейская, двигались большими, в основном ночными переходами, сбивая заслоны врага, который, огрызаясь, отходил на запад, к Днепру. Шли, систематически недосыпая, днем тоже спать удавалось редко и мало. Ранее слышал лишь, что человек может спать на ходу, а тогда видел это своими глазами. Спали на ходу многие, и я в том числе. Обычно договаривались, что друг друга будем опекать, поддерживать, чтоб не "выпал" из колонны, не свалился в кювет, не отстал. На коротких привалах обычно валились на землю, как снопы, тут же засыпали. Были и трагические случаи. Однажды на лежавших на дороге бойцов нашей роты наехали свои танки, которые, как и положено, без маскировки шли при выключенных фарах. Под гусеницы попало несколько человек: кого-то задавило насмерть, у кого-то отдавило ноги.

Были и жаркие бои, схватки, с попытками гитлеровцев перейти в контрнаступление, в атаку. Но это имело место в основном в начале нашего продвижения от Днепра на запад. Так случилось перед Барвенково. Два дня пришлось поработать на "максиме", почти не давая ему передышек. Жидкость кипела, испарялась, ствол раскалялся до предела. Не хочется теперь, по прошествии лет, говорить об участии в убийстве себе подобных, но этого не избежишь. Под Барвенково много погибло наших, да и мы уложили там немцев порядком. Отходя к Днепру, гитлеровцы надеялись остановить наступление советских войск на этом мощном естественном водном рубеже, а в дальнейшем перейти в контрнаступление. Они сильно укрепляли правобережье Днепра, а в районе Запорожья создали мощную оборонительную систему и на его левом берегу. Запорожский участок гитлеровцы стремились удержать любой ценой как плацдарм на случай своего контрнаступления. Вместе с тем противник отчаянно дрался, удерживая плацдарм, ибо он прикрывал подступы к Криворожью и Никополю с их железом и марганцем, залежей которого на территории самой Германии просто не было. За уничтожение плацдарма дрались соединения частично 3-й гвардейской армии, 12-й и все целиком полки нашей, 8-й гвардейской армии. 1 октября армейские части, в том числе 266-й полк, предприняли серьезную попытку прорваться на участке шириной в 25 километров, но смогли с большими потерями (в районе Васильевской, Дружелюбовской) преодолеть лишь противотанковый ров. Прорвать оборону противника не удалось.

В этом тяжелом бою я был вновь ранен, на сей раз в голову. Ранен снайпером, когда уже один оставался за пулеметом на опушке посадки и вел огонь. (Ряд лет ходил с бороздой на левой стороне макушки. Постепенно на месте борозды появился рубец, выросли волосы - в то время, когда, увы, поблизости их уже не стало.) В бою был выбит весь мой расчет, трое ребят погибли.