Снова три мушкетера - [44]

Король милостиво обошелся с жителями побежденной Ла-Рошели. Им была дарована свобода вероисповедания и оставлена их собственность. Однако они лишились своих привилегий, сухопутные укрепления их были срыты, церкви и все принадлежащие им угодья возвращены католическому духовенству. Нантский эдикт остался во всей своей силе, за исключением, однако, того, что давало гугенотам возможность образовать свое государство в государстве: они лишились неприкосновенности своих городов.

После окончания церемонии д'Артаньян поспешил к своим друзьям.

— Наконец-то я вижу вас наяву, а не в своих грезах, которым я предавался, ожидая повешения, друзья мои, — сказал он, поочередно заключая их в свои объятия.

— Осторожнее, Портос! Не задушите д'Артаньяна — я не хочу терять его, едва обретя вновь, — улыбаясь, заметил Арамис.

Атос ничего не говорил. Он с отцовской нежностью смотрел на д'Артаньяна, и на губах его впервые за долгое время играла улыбка.

— Д'Артаньян, расскажи нам наконец о том, что с тобой стряслось, попросил Портос.

— Ах, друзья мои. В первый раз меня спасла от веревки добрая фея, а во второй — старый сатир. Впрочем, это не так. Вольно или невольно, меня спас капитан фелуки, потихоньку улизнув из Ла-Рошели темной ночью.

— Не томите нас, друг мой, — сказал Атос.

И д'Артаньян поведал трем мушкетерам свою историю.

— Это очень романтично, — проговорил Арамис, глядя на него своими красивыми глазами. — На вашем месте я поскорее бы разыскал эту девушку.

— Это чертовски досадно! Досадно, что она — крестница коменданта. Иначе я мигом бы вызвал его на дуэль за нанесенное оскорбление. Отправить лейтенанта королевских мушкетеров на виселицу дважды за двое суток — это, черт побери, слишком! — воскликнул Портос.

— Это все в прошлом, — сказал Атос. — Главное — мы снова вместе. Во всей этой истории меня огорчает только одна малость — отсутствие Гримо, я привык к нему.

— Вы правы, Атос. В конце концов без Гримо мой побег был бы невозможен. Но ни о нем, ни о Планше пока нет никаких известий. Я думаю, они уплыли на той фелуке.

— По своей воле они вряд ли бы поступили так, — заметил Атос.

— Что ж, пока придется обойтись Базеном и Мушкетоном, — сказал Арамис. — Мы с Портосом с удовольствием поделимся нашими лакеями. Теперь кампания завершена, и, следовательно, недолго ждать возвращения. А когда мы будем в Париже, вы найдете себе новых слуг.

— Ах, второго Планше мне нигде не найти, — со вздохом отвечал д'Артаньян.

— Второго Гримо, пожалуй, тоже, — флегматично добавил Атос.

— Полноте, — сказал Портос. — Ведь капитану фелуки, судя по тому, что вы нам тут рассказали, д'Артаньян, вполне можно доверять.

— Что же с того?

— Да просто он вернется в лагерь, и дело с концом. Планше и Гримо возвратятся с ним — куда им еще деваться!

— Вы кладезь мудрости, Портос! Но, боюсь, дело не так просто, отозвался д'Артаньян, обмениваясь с Атосом многозначительным взглядом.

— Э, друг мой! Вы все усложняете, в то время как я стараюсь все упростить — поэтому у меня хороший аппетит, а у вас — нет.

— Это у меня-то плохой аппетит?! — вскричал д'Артаньян. — После ларошельского воздержания?! Идемте-ка к «Нечестивцу», и я объем вас, Портос, клянусь моим пустым желудком!

— В самом деле — устроим пир, господа, — сказал Арамис. — Надо же отметить наше воссоединение.

— Что касается меня, то я только об этом и думаю с тех пор, как увидел д'Артаньяна! — энергично заявил Портос.

— Ну что ж, пир так пир, — подвел итог Атос со своей обычной, чуть печальной полуулыбкой.

Четверо друзей отправились в свое излюбленное место — харчевню «Нечестивец».

— Я не смогу спокойно обедать среди этих несчастных гугенотов, сказал Портос.

— Полно, Портос, хотя «Нечестивец» — кальвинистский трактир и его хозяин тоже гугенот, — смеясь сказал Арамис, — но пусть вас утешит мысль о том, что теперь они снова будут жить нормально. И во многом благодаря нашему другу.

— Кстати, Арамис, — перебил его д'Артаньян, скромность которого приняла гипертрофированные размеры под влиянием голодания, — не могли бы вы просветить нас относительно того, из-за чего разгорелся весь сыр-бор? Ведь вы пишете диссертацию на богословскую тему и, наверное, хорошо осведомлены в тонкостях религиозных течений.

— Любезный д'Артаньян. Если говорить о том, откуда пошло начала ересям, то пришлось бы вспоминать Лютера и Кальвина, и этот длинный разговор наскучил бы всем, как наскучила вам моя латынь в Кревкере в один прекрасный день, когда вы привезли мне, упавшему духом, одно письмо. Мое настроение сейчас больше соответствует тому, которое возникло тогда у меня после получения этого письма, — мне, право же, не хочется углубляться в богословские вопросы. Тем более что мы уже пришли и славный хозяин спешит нам навстречу, предвидя, что наши намерения серьезны.

— И он не ошибается, — сказал Портос. — Я очень рад, что вы не расположены вести беседу о еретиках, Арамис. Это вызывает несварение. Если вы не против, я распоряжусь относительно нашего обеда.

— Только не забудьте спросить бургундского, Портос, — крикнул Атос ему вдогонку.

— Успокойтесь, Атос. Портос ничего не упустит, — отвечал Арамис.