Снежный пожар - [39]

Меня охватила тревога. Я не разбиралась в глубинах детской психологии. Я могла предложить ей только сочувствие, основанное на собственном опыте.

— Чем мы рискуем, если попробуем? — настаивал Джулиан. — Я всегда успею обратиться к психиатрам. Возможно, лучшим рецептом окажется здравый смысл в сочетании с любовью. То, чего не можем дать мы с Шен.

— Но как быть с вашей сестрой? Она вряд ли одобрит мой переезд в Грейстоунз.

— Я предупредил ее, что буду просить вас об этом. Она поступит так, как я захочу.

Неохотно, я осмелилась рискнуть. Я вспомнила, какой была Адрия на горных склонах, и представила себе другую Адрию, безучастную, измученную ночными кошмарами. Если я могу ей помочь…

— Дайте мне подумать, — попросила я.

Он отошел от меня, а я вспомнила не только об Адрии, но и о том, зачем я здесь. Разумеется, я должна принять предложение Джулиана. Он стоял возле книжной полки и наблюдал за мной; видимо, он решил, что убеждал меня недостаточно красноречиво.

— Если вы считаете, что необходим внешний повод для переезда сюда, мы можем вас представить как репетитора Адрии. Мы вынуждены были забрать ее из школы в этом семестре. Вы действительно можете с ней позаниматься, чтобы она не отстала от одноклассников. Если хотите, можете бросить работу в Сторожке. Клей найдет на это место кого-нибудь другого.

Воцарилось молчание. Я знала, что должна согласиться, и все же колебалась.

— Вы пришли ко мне по какой-то причине, не так ли? — спросил он наконец. — Чего вы хотели?

Я посмотрела в окно и увидела Эмори Ольта, стоявшего на опушке и наблюдавшего за домом; он словно поджидал меня. Я была уверена, видел меня сейчас в окне так же хорошо, видела его. Да, я пришла сюда с определенной целью. Пришла поговорить с Джулианом об инциденте с камнями. Но поняла, что не следует этого делать. Если Джулиан потребует от сторожа объяснений, старик все ему расскажет, и меня отлучат от дома, несмотря на Адрию.

Я сказала первое, что пришло мне в голову.

— Конечно, это пустяки. Но они начали меня тревожить. Вот уже дважды, возвращаясь в свою комнату в Сторожке, я заставала там вашего кота, Циннабара, хотя закрывала дверь перед уходом. Клей тоже не может растолковать, как он туда попадает.

Услышав мою жалобу, Джулиан вздохнул с облегчением.

— Скорее всего, это одна из проделок Шен; она обожает такого рода трюки; не могу сказать, для чего ей это нужно… возможно, она просто ревнует Адрию к вам. Я поговорю с ней. Когда вы сможете переехать, Линда? Мы можем приготовить для вас комнату уже сегодня.

Я еще не дала формального согласия, но он уже понял, что я сделала выбор.

— Есть еще одна проблема, — заявила я.

— Какая? Не сомневаюсь, что мы ее решим.

— У меня создалось впечатление, что вы предложили мне сделку. Мы можем приятно общаться при условии, что я не буду упоминать имени Стюарта Перриша. Мне не нравится это условие.

— Почему, Линда? Почему вы так озабочены его судьбой?

— Он является частью атмосферы этого дома. Он был хорошо знаком с Адрией. Я хочу узнать, что он за человек. Чем вызвана перемена в вашем отношении?

Он подошел ко мне совсем близко.

— Вы знали его раньше? Он ваш друг?

— Нет, он мне не друг. Вы считаете, что я сочувствую Адрии. Почему же не можете допустить, что я сочувствую и другим людям, даже тем, с которыми не знакома? Чтобы понять, что тревожит Адрию, я должна знать, что здесь произошло. Разве в основе душевных неурядиц девочки лежит не смерть Марго? Что, если в гибели вашей жены не виновны ни Стюарт Перриш, ни Адрия? Что, если преступник, толкнувший кресло, где-то рядом? Разве это не оказывает воздействия на Адрию? Не отравляет атмосферу дома?

Он снова стал мерить шагами комнату — человек, запертый в четырех стенах и чувствующий себя как дома только в горах. Задержавшись возле своего стола, он взял с него записку, которую писал, когда я вошла, разорвал ее на мелкие кусочки и бросил в корзину для бумаг. Затем он сел за стол и посмотрел на меня.

— Вы хотите знать о Стюарте Перрише. Хорошо — я вам о нем расскажу. Я часто думал, что, если бы Люцифер мог ходить на лыжах, это бы вылитый Стюарт. Я не имею в виду Сатану, падшего ангела и все такое прочее. Я говорю о Люцифере — утренней звезде, о Деннице. Я всегда видел Стюарта именно таким.

Да, подумала я, таким он и был. Он все озарял своим внутренним светом, что придавало ему какое-то величие.

— Он был создан для горных склонов, — продолжал Джулиан. — Я понял это, как только его увидел. Он с самого начала превосходил меня во всем. Ему многому предстояло научиться, но он совершенствовался быстро и легко. Я предложил ему помощь, и он радостно ее принял. Часть времени он тренировался с Эмори Ольтом, потому что Эмори — великий учитель. Он стал бы чемпионом, если бы не травма. Он сделал из меня лыжника, и, когда мне пришлось прекратить выступления, он страдал сильнее, чем я. Я даже думаю, что он переживал окончание моей спортивной карьеры тяжелее, чем собственное увечье. Он не мог примириться с этим происшествием, потому что не видел в нем смысла; другое дело — если бы я покалечился на лыжной трассе, покоряя горную вершину. Замерзшая лужа на дороге, мальчишки, стершие дорожный знак, — какое отношение могло все это иметь к достигнутому мной уровню мастерства? Поэтому, когда на сцене появился Стюарт Перриш, судьба предоставила Эмори Ольту третий шанс стать первым в мире. К несчастью, он никогда не любил Стюарта.