Снежный поход - [23]

Разминая замлевшие от сидения ноги, Воронов нехотя расстается с насиженным местом. «И чего ему нужно? — уже со злостью думает он о механике. — Трактор идет, все в порядке. Нет, лезет…»

Дудко переключает скорости, ускоряет и замедляет ход трактора, снова вслушивается и опять неожиданно быстро передает управление трактористу.

— Садись, если что — меня кликнешь. Понял? — и, не ожидая ответа Воронова, прыгает вниз, бежит, неуклюже перебирая по снегу длинными ногами, и вскакивает на впереди идущий трактор.

Пересадка с места на место будоражит тракториста. Он снова заворачивается в доху, но это уже не то, что было. Где-то в щель пробирается холод, плавное течение мыслей нарушено. «Не то! Совсем не то. И чего его черти носят, неугомонного?» Воронов некоторое время думает о своем беспокойном механике, затем переключает внимание на трактор, вслушивается: железное сердце машины работает спокойно и деловито. Этот рабочий ритм успокаивает. Кажись, вообще не так страшен чорт, как его малюют. Вот так они и будут двигаться и двигаться, пока не доберутся до места назначения. Даром тот толстый пугал: «Не пройдете, мол». Панику наводил. Да и эти заводские уж слишком тревогу бьют. «Внимание, внимание, ответственность, ответственность!» — заладили без конца. Вообще-то без внимания как же? Внимание нужно. Но вот так людей беспокоить, как этот Дудко, — это уж вроде и ни к чему. Вон и другой механик тоже такой.

На изгибе дороги в свете фар виден невысокий человек. Это — Складчиков.

«Два сапога пара, — думает Воронов. — Такой же непутевый, как и мой». Складчиков шефствует над первыми машинами и Воронова не касается. Они и поговорили-то всего два-три раза, и то там, в Невере. Но Воронов работал свои первые 12 часов вчера — Складчиков маячил впереди; Воронов отдыхал, а Складчикова в вагончике не было. Теперь он снова работает, а Складчиков попрежнему дежурит: влезает на машины, слушает, осматривает их, что-то говорит трактористам, — и так без конца.

«Чудной народ, эти заводские, — снисходительно и немного удивленно думает Воронов, — беспокойный народ! А может, служба, начальство заставляет? Этот инженер у них из молодых, да ранний. Комсомол-комсомол, а как взял того толстого начальника автотранспорта в оборот — будьте любезны. Видать, головастый парень и веселый к тому же, все шутит. А ведь не сладко иной раз приходится, — особенно, когда весь день буксовали у Невера. Сам Воронов на поход не жалуется. Здесь неплохо. Еда преотличная. Деньги идут — целехоньки, тратить некуда. Одежда? Одежда очень даже подходящая. Ребята говорят: после похода себе останется, в собственное пользование. Хорошо бы такую одежонку в хозяйстве иметь. На охоту пойти или зимой куда-нибудь съездить. Взять хотя бы доху, она одна чего стоит? Приберечь ее нужно, поменьше мазать», — решает Воронов, поплотней запахивая полу дохи.

Движутся тракторы. Слева крутой каменистый скат, справа подымается мелкий березняк. Однообразные виды, монотонный гул тракторов. Воронов вновь уселся удобно, согрелся, и мысли его снова витают вдалеке, внимание расслаблено.

— Как дела? — снова неожиданно басят над ухом.

«А, будь ты неладен!» — думает Воронов, а сам отвечает: — Ничего дела, в порядке.

Воронов уже не поворачивается в сторону Дудко, сидит, словно никого рядом нет, но чувствует, что Дудко наклонился вперед и вслушивается в работу мотора.

«Сейчас спросит: «За мотором следишь?», думает Воронов, и действительно — справа раздается:

— За мотором следишь?

Воронов улыбается в бороду.

— Слежу, — отвечает он.

— Смотри, борода.

«Бороде» почему-то начинает нравиться этот крепкий, неугомонный человек, с поразительным терпением и настойчивостью несущий свою службу. Воронов поворачивается к Дудко. Тот сидит, отдыхая после бега. На большом красном лице его чуть заметны следы утомления.

— Замаялись, Григорий Иванович? — спрашивает Воронов.

Механик оборачивается, улыбается. Улыбка у него широкая, теплая, несколько смущенная, детская.

— Покудова нет еще, а там посмотрим.

— Али до Якутска собираетесь без отдыха?

— Хорошо бы до Якутска, — соглашается Дудко, — а только невозможно это — далеко.

— Ну, так докуда же? — допытывается Воронов.

— А как не смогу уже, тогда и посплю, — беззаботно отвечает Дудко.

Видно, его пока мало беспокоит этот вопрос.

— Товарищ ваш, Складчиков, тоже так, что ли?

— Тоже, кажется, а впрочем, не видел его давно.

— А чего ж тут видеть? Они вроде вас там впереди все время действуют.

— Действует? — радуется Дудко. — Это хорошо, пусть действует.

У Воронова свои думы:

— Оно, конечно, приказ есть приказ, велено, значит — действуй! — говорит тракторист.

Дудко рассеянно соглашается:

— Ясно. Чего там… — Некоторое время он молчит и вдруг непонимающе поворачивается к Воронову.

— Это ты о чем, борода, о каком приказе?

— А насчет дежурства-то. Козлов, говорю, приказал — значит, действуй без отдыха. Это я понимаю.

— Кому приказал Козлов? — удивляется Дудко.

— Как кому? Вам да Складчикову.

— Да с чего ты взял?

— А чего ж вы на отдых не идете?

Трактор несколько уходит в сторону с проложенной колеи, Воронов тянет рычаг на себя, выправляет машину, отпускает рычаги и смотрит на Дудко. Тот, в свою очередь, не то удивленно, не то насмешливо смотрит на тракториста. Ему весело. Сегодня пройдено уже семьдесят километров. Это вам не вчерашние шестнадцать! Тракторы исправны, не буксуют, движение не прерывается ни на минуту. Чего еще нужно? Дудко весело и хорошо. Напряжение похода и мороз сбивают сон и усталость, сила так и играет в теле. Механику очень хочется сейчас треснуть Воронова кулаком по спине так, чтоб загудело, или встряхнуть его хорошенько, крикнуть ему в ухо: