Снежный поход - [22]

«Вот человек, — думает про Складчикова Самарин, — действительно трудящийся. Одним словом, заводской. Они, заводские, все, видать, такие: смекалистые, умелые, работящие. Правильный народ».

А еще через некоторое время снова мелькает огонек карманного фонаря Козлова, сильнее начинают гудеть машины, тронулся в путь первый трактор, за ним второй, третий… Движется колонна.

— Ладно, — решает Самарин, — такие остановки для дела полезные. Не страшно и потерять часок. Лишь бы машины сберечь. Только бы двигаться!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Окаймленная склонами гор, дорога все больше набирает крутизну. Местами она так узка, что встречные автомашины не могут разминуться с колонной тракторов. Пятясь, они добираются до широкого места и там, прижавшись к серой громаде горы, ожидают. Время от времени за прицепом последних в колонне саней вспыхивают яркие лучи фар, и на разные голоса начинают выть сирены. Это автомашины с грузом для Алдана, обгоняя экспедицию, требуют дорогу.

Усердно пофыркивая и урча моторами, тракторы не спеша тянут тяжелые сани. Медленно следуют за колонной автомашины. Тихий ход тракторов раздражает привыкших к большим скоростям шоферов. Нетерпеливые, они вначале смирно следуют за колонной, затем не выдерживают и начинают гудеть, требуя очистить путь. Длинный, протяжный рев гудков, как хлыстом, подгоняет колонну.

Ночью в помощь гудкам шоферы включают и выключают фары. Лучи света не забьешь мощным гулом машин. Острыми, золотыми мечами они секут темноту, гаснут и снова секут. Скорее!

Когда автомашины проносятся мимо и исчезают, становится тише и как-то спокойней.

Монотонно, размеренно гудят моторы. Чуть колеблются во время хода тракторы, бегут по бокам машин бесконечные ленты гусениц, оставляя за собой прерывистый, ребристый след.

Вторые сутки идет колонна.

После сытного завтрака тепло закутанному в меха Воронову. Закрывая собой всю колонну, покачиваются, скользят и разъезжаются на склонах то в одну, то в другую сторону сани передней машины. Иногда, на широком, плавном повороте, видна вся колонна: семь дымков из выхлопных труб, семь машин, тринадцать большущих саней, грузы, возвышающиеся громады трансформаторов, фанерный, облепленный снегом домик экспедиции.

«Экспедиция, — думает Воронов. — Интересное это слово — экспедиция. Дома Верке скажу — не сразу поймет. Заковыристо придумано название…» Мысли тракториста переносятся домой. У него там жена, детишки, хозяйство. Трактор покачивается и мелко дрожит. Впереди идут машины — значит, путь в порядке, опасаться нечего. Сытый, хорошо укрытый от холода, тракторист хочет покоя, тихих, размеренных, приятных хозяйственных дум.

— Как дела? — неожиданно раздается справа, и рядом на сиденье опускается тяжелое, грузное тело Дудко.

«Ну, до чего беспокойный характер», — думает тракторист, искоса поглядывая на механика. Тот — в сдвинутой на затылок шапке, в ватной телогрейке, ватных брюках и валенках. Изо рта широкой струей вырывается пар. Видно, Дудко крепко согрелся, нагоняя трактор.

— А чего дела? — спокойно отвечает тракторист. — Дела в порядке…

Дудко сидит, наклонившись вперед, и чутко вслушивается в работу мотора.

— За мотором следишь?

— Слежу!

— Смотри, борода.

— А чего смотреть? Известно, смотрю…

Воронов так уютно уселся, — ему бы сейчас дальше вспоминать о хозяйстве, о своих домашних. Но Дудко мешает. Только с полчаса тому назад он так же подсаживался, так же спрашивал и, проехав немного, соскочил и побежал на следующий трактор. Там, видно, он тоже проверил, как идут дела, вновь соскочил и стал ждать, пока его нагонит последняя машина. Воронов видел, как стоял Дудко у обочины дороги. Высокий, крепкий, красный от мороза, стоял, пропуская мимо себя машины и тоже слушал. Чутко, внимательно, настороженно, как охотник вслушивается в звук шагов приближающегося зверя. Иногда механик не стоял, а шел рядом с трактором или санями, всматриваясь, не ослабло ли где-нибудь крепление грузов, не порвались ли тросы, не лопнули ли тяги? Во все вникал, во все всматривался, во все вслушивался Дудко, а на лице его все время сохранялось выражение хозяина, довольного своим хозяйством, наблюдающего, чтобы все в нем было добротно, крепко, исправно.

Беспокойный человек. Хорошо бы раз, другой, ну, третий раз проверил, а то ж через каждые полчаса. Подойдет, спросит: «Как дела?», послушает и снова уйдет. И ни сна на него, ни усталости, видать, нету. Вторые сутки ведь идем. Вчера с этой пробуксовкой как намаялись — вспомнить неохота. Сегодня вот уже ночь на исходе, а он, этот Дудко, все еще не отдыхал. Воронов уже раз сменился, скоро второй раз смена подойдет, а этот ходит и слушает, слушает и ходит. Как заведенный.

«Беспокойный человек», — думает Воронов и не то с уважением, не то с некоторой неприязнью искоса смотрит на механика. Ему очень хочется восстановить свое, так некстати прерванное, приятное течение мыслей. Он остановился, кажется, на этом мудреном и значительном слове «экспедиция».

— Ну-ка, вставай, дай я поведу! — Дудко толкает Воронова рукой в бок и приподнимается, готовясь занять место тракториста.

— Шевелись, шевелись, борода, уснул, что ли?! — торопит Дудко.