Снежный гусь - [2]

Одиночество Райадера скрашивали его птицы, его картины и его лодка. У него была шестнадцатифутовая лодка, на которой он плавал, проявляя потрясающую сноровку. Один, никем не видимый, он справлялся с управлением, несмотря на искалеченную руку, и часто использовал свои сильные зубы, чтобы удерживать паруса, вздымаемые коварным ветром.

Он выходил в море через маленькие бухты и устья рек, и пропадал иногда на несколько дней в поисках новых видов птиц для фотографирования и набросков. Он научился ловить их для пополнения своей коллекции прирученных диких птиц, содержавшихся в небольшом загоне рядом с его студией, которая составляла сердце его убежища.

Райадер никогда не стрелял в птиц, и охотники за птицами не были желанными гостями вблизи его владений. Он был другом всех диких животных, и они отплачивали ему тем же.

В его огороженном дворе содержались прирученные птицы, которые спускались на берег, прилетая из Исландии и Шпицбергена каждый год в октябре. Они летали большими, затемнявшими небо стаями и наполняли воздух своими криками – розовоногие гуси с коричневыми телами, белощекие казарки с белыми грудками, темными шейками и клоунскими масками, дикие белолобые гуси с черными полосами на груди и множество видов диких уток – свиязи, кряквы, шилохвости, чирки и широконоски.

У некоторых были подрезаны крылья, поэтому они постоянно оставались там и служили сигналом для диких птиц, прилетавших в начале каждой весны, о том, что здесь есть пища и убежище.

Сотни птиц прилетали и оставались у него на всю зиму с октября до ранней весны, когда они снова мигрировали на север к своим местам кормежки.

Райадеру было приятно сознавать, что, когда бушует шторм или свирепствует мороз и трудно найти пищу или когда гремят отдаленные выстрелы охотничьих ружей, его птицы пребывают в безопасности, что он предоставил кров и защиту всем этим диким и прекрасным созданиям, которые узнавали его и доверяли ему.

Весной они откликнутся на зов севера, но когда наступит осень, они вернутся, оглашая пасмурное небо лаем, криком и гиканьем, чтобы описать круг над старым маяком и опуститься на землю рядом с ним и снова быть его гостями. И он узнает этих птиц, которых он запомнил с прошлого года.

И это делало Райадера счастливым, поскольку он знал, что где-то в глубине их существа сохранилась память о нем и о его надежном приюте, что эта память стала их частичкой и что при наступлении холодов и северных ветров она безошибочно направит их назад к нему.

А в остальном его сердце и душа были посвящены созданию картин, изображающих страну, в которой он жил, и ее обитателей. Немногие из произведений Райадера сохранились. Он складывал их сотнями в своем маяке и в кладовых и ревностно охранял от посторонних глаз. Он не был доволен ими, потому что, как всякий настоящий художник, непрестанно стремился к совершенству.

Но те немногие, которые попали на рынок, – это настоящие шедевры, полные сверкающих цветов, зажженных отраженным от топей светом, ощущения полета, красоты птиц, рассекающих грудью утренний воздух, силы ветра, сгибающего высокий тростник. Он изображал одиночество и запах покрытой солью холодной земли, вечность и бесконечность топей, диких живых существ, утренние полеты и бегство в небо спугнутых птиц, и крылатые ночные тени, прячущиеся от луны.

В один ноябрьский день, через три года после приезда Райадера в Великую Топь, к маяку через волнолом пришла девочка. В руках она что-то несла.

Ей было не больше двенадцати, она была худенькая, грязная, робкая и пугливая, как птица, но за этой неухоженностью скрывалась восхитительная красота, делавшая ее похожей на болотную фею. Она была чистокровной саксонкой – высокая, белокурая, с глубоко посаженными глазами фиолетового цвета.

Она ужасно боялась уродливого человека, к которому она пришла, ибо о Райадере уже начали складываться легенды, а местные охотники на птиц ненавидели его за то, что он мешал их промыслу.

Но сильнее, чем страх, была забота, приведшая ее сюда. В ее детское сердце прочно запал слух, что этот страшный человек, живущий на маяке, обладает неким волшебством, которое может исцелять раненых животных.

Она никогда раньше не видела Райадера и чуть не убежала в страхе при появлении у двери студии темной фигуры, привлеченной ее шагами, – ее испугали голова с черными волосами и бородой, устрашающий горб и изогнутый коготь.

Она стояла там с широко открытыми глазами, настороженная, как готовая немедленно улететь болотная птица.

Но обращенный к ней голос был глубоким и добрым.

– Что случилось, девочка?

Она некоторое время постояла в нерешительности, а затем робко переступила через порог. В руках у нее была большая белая птица; она совсем не двигалась. На ее перьях и на платье девочки были пятна крови.

Девочка передала птицу в руки Райадера.

– Я нашла ее, сэр. Она ранена. Она еще жива?

– Да. Я думаю, да. Входи, не бойся.

Райадер прошел внутрь и положил птицу на стол. Она слабо пошевелилась. Любопытство девочки пересилило страх. Она последовала за Райадером и оказалась в комнате, согреваемой камином, украшенной многочисленными красочными картинами, которые покрывали стены, и наполненной необычным, но приятным запахом.