Снежный Цветок и заветный веер - [42]

Вот такими были мои чувства, и я думала, что Снежный Цветок, моя половинка, испытывает то же самое, но она оставалась для меня загадкой. Ее свадьба была назначена через месяц после моей, но она не казалась ни взволнованной, ни опечаленной. Наоборот, была необычайно спокойна, даже когда пела вместе с нами или усердно работала над моей книгой третьего дня свадьбы. Я думала, что она больше меня нервничает по поводу первой брачной ночи.

«Я этого не боюсь», — усмехнулась она, когда мы вместе с ней складывали и заворачивали мои новые одеяла.

«Я тоже», — сказала я, но не думаю, что каждая из нас говорила с большой уверенностью. В мои дочерние годы, когда мне еще разрешалось играть на улице, я видела, как это происходит у животных. Я знала, что мне предстоит нечто вроде этого, но не понимала, как именно это произойдет и что мне следует при этом делать. А от Снежного Цветка, обычно знавшей намного больше меня, не было никакого проку. Мы обе ожидали, что наши матери, старшие сестры, моя тетя или хотя бы сваха объяснят нам, как это делается, — так же как они обучили нас многим другим вещам.

Поскольку нам неудобно было об этом говорить, я попыталась завести разговор о том, чем мы будем заниматься в течение нескольких недель. Вместо того чтобы сразу же после свадьбы вернуться домой, я собиралась приехать в дом Снежного Цветка и провести там месяц Сидения и Пения. Мне нужно было помочь ей шить приданое, как она помогала мне. Я ждала этого путешествия уже десять лет, и некоторым образом это волновало меня больше, чем встреча с моим мужем. Ведь я так много слышала о доме Снежного Цветка и о ее семье, а о человеке, за которого собиралась выйти замуж, — почти ничего. Но хотя я с волнением предвкушала, что наконец увижу дом Снежного Цветка, она была скупа на подробности.

«Кто-нибудь из дома твоего мужа доставит тебя ко мне», — сказала она.

«Как ты думаешь, моя свекровь присоединится к нам во время твоего Сидения и Пения?» — спросила я. Это было бы мне очень приятно, ведь свекровь увидела бы меня вместе с моей лаотун.

«Госпожа Лу слишком занята. У нее много обязанностей, как будет и у тебя когда-нибудь».

«Но ведь я познакомлюсь с твоей матерью, старшей сестрой и… кто еще приглашен?»

Я ожидала, что Мама и Тетя будут участвовать в подготовке к свадьбе Снежного Цветка. Казалось, она настолько сроднилась с нами, что обязательно пригласит их.

«Приедет Тетушка Ван», — ответила она. Сваха действительно должна была посетить ее несколько раз в период Сидения и Пения, как посещала и меня. Для Мадам Ван наши свадьбы были завершением многих лет тяжкого труда, а это означало, что она получит последнее причитающееся ей вознаграждение. Она бы не упустила шанса показать другим женщинам — матерям возможных клиентов — свои результаты.

«Кроме приезда Тетушки Ван, я не знаю, что еще задумала моя мать, — продолжала Снежный Цветок. — Все будет сюрпризом».

Мы молча сложили еще одно одеяло. Я взглянула на Снежный Цветок и увидела непроницаемое выражение ее лица. Впервые за много лет во мне всколыхнулись мои прежние сомнения. Может быть, Снежный Цветок все еще считает, что я недостойна ее? Может быть, ее приводит в смущение мысль о встрече женщин из Тункоу с моей матерью и Тетей? Затем я вспомнила, что мы уже обсуждали ее месяц Сидения и Пения. Он ведь должен быть точно таким, каким его хочет видеть ее мать.

Я взяла прядь волос Снежного Цветка и заложила ей за ухо. «Я не могу дождаться встречи с твоей семьей. Это будет счастливое время».

Она произнесла с отсутствующим видом: «Боюсь, ты будешь разочарована. Я так много рассказывала тебе о Маме и Папе…»

«И о Гункоу, и о твоем доме!»

«Разве они могут быть столь прекрасными, как ты себе их воображаешь?»

Я засмеялась: «Ты глупенькая, если беспокоишься об этом. Все, что я воображаю себе, происходит из твоих красивых рассказов».

* * *

За три дня до моей свадьбы я начала совершать обряды, связанные с Днем Печали и Тревоги. Мама села на четвертую ступеньку лестницы, которая вела в верхнюю комнату, женщины из нашей деревни пришли к нам, чтобы петь жалобные песни, и все рыдали и приговаривали ку, ку, ку. Когда мы с Мамой перестали плакать и петь друг для друга, я повторила все сначала с моим отцом, моим дядей, Тетей и моими братьями. Я могла храбриться и смело смотреть вперед в свою будущую новую жизнь, но мои тело и душа ослабли от голода, так как невестам не разрешается есть последние десять дней перед свадьбой. Следуем ли мы этому обычаю ради того, чтобы казаться печальней от разлуки с нашими семьями, или ради того, чтобы сделаться более уступчивыми, или ради того, чтобы мы казались нашим мужьям более чистыми? Откуда я знаю? Я только знаю, что Мама — как и большинство матерей — спрятала несколько сваренных вкрутую яиц для меня в верхней комнате, но они мало помогали мне, и мои душевные силы ослабевали с каждым днем.

На следующий день я проснулась рано, в сильном волнении, но Снежный Цветок была рядом со мной. Ее нежные пальцы гладили меня по щеке, стараясь успокоить. Сегодня меня должны были представить будущим родственникам, и я была так напугана, что не могла съесть даже того, что мне разрешалось. Снежный Цветок помогла мне надеть свадебный наряд, который я сшила, — короткий жакет без воротника, подвязанный поясом, и длинные штаны. Она застегнула на моих запястьях браслеты, подаренные мне семьей моего мужа, потом помогла мне надеть другие их подарки — серьги, ожерелья, заколку для волос. Мои браслеты звенели не в лад, а вот украшения, которые я пришила к жакету, гармонично позвякивали. На ноги я надела красные свадебные туфли, а на голову — сложный убор с жемчужными шариками и серебряными украшениями, и все это трепетало, когда я двигалась или поворачивала голову, или же когда мои чувства прорывались наружу. С моего головного убора свисали красные кисточки, образуя вуаль. Единственное, что я могла делать, сохраняя при этом соответствующий вид, — смотреть вниз.