Снежных полей саламандры - [29]

— Не надо! — быстро сказала Ане, хотя перед внутренним взглядом мелькнули окрашенные злобным удовлетворением кадры, в которых Игорь навешивал ненавистному Баранникову шикарные фонари под оба глаза.

— Думаешь?

— Конечно. Кулаки — это не аргумент.

— Ещё какой аргумент! — не согласился Игорь. — Кулаки плюс контрольный в голову убеждают раз и навсегда. С гарантией!

Что ты с ним сделаешь! Профдеформация налицо.

— А у вас бывает такое? — спрашивала Ане. — Когда человек — отличный профессионал, но сам по себе, как личность, пакость?

— У нас проще, — отвечал Игорь. — У нас можно ведь и в морду дать.

— Начальству? — изумилась Ане. — В морду!

— Ане, душа моя, есть вещи, которых нельзя спускать никому, будь он хоть сам адмирал, Президент Федерации или дьявол с рогами.

Душа моя. На глаза слёзы навернулись, так Игорь выговорил эти два простых слова. «Я — его душа», — думала Ане, украдкой стирая предательски проступившую влагу. — «Надо же. Кто бы мог подумать… И именно про этого мужчину Танеева будет шлёпать языком, что он — нелюдь, поправший образ человеческий посредством генной модификации, и потому подлежит немедленной фильтрации. Что она понимает? Что она вообще может понять?»

Вспоминалось, как с Леной дружили, еще со школы. Как практику проходили, как пришли вдвоём по распределению к доктору Альтову. Весёлая же девчонка была, задорная. Была. Переменилась она сильно. Как будто в ней что-то надломилось после того погрома. А может быть, надломилось раньше? Год назад, два… три…

Когда распределяли квоту на обучение и счастливый билет достался Ане как лучшему врачу отделения. Ане вспоминала косой взгляд Лены, и понимала, что зря не придала ему значения тогда. И ведь подруга всё равно получила путёвку! Которую сама же и запорола. Из-за Баранникова? Но ведь Баранников не мог запретить ей ехать никак. Всё было согласовано ещё при Сергее Евгеньевиче Альтове. Задолго до погрома. А она, Ане? Папа войну на поражение начал, и то проиграл, потому что дочь проявила упорство. Так это же близкий человек, ближе некуда, отец. С близкими ссориться последнее дело, вполне можно дрогнуть в такой войне, уступить, задавить мечту ради семьи, потому что выбор здесь стоит — между предательством и предательством. Либо себя предаёшь, либо родного человека, и неизвестно, что хуже. А кто заведующий отделением для Танеевой? Никто. Так, начальство.

Непонятно, ничего непонятно!

После утреннего обхода задержалась в общем холле отделения. Там был установлен большой экран, и по нему как раз транслировали какую-то передачу о событиях в Ярсеневске. Ане остановилась послушать. Ведущий, захлёбываясь, рассказывал о трагедии, и о том, что привело к трагедии, а корнем всех зол назвал федеральные базы. Показывались отрывки пламенной речи полевого командира «мирумирников» под позывным «Реликт». «Реликт» хорошо был известен общественности, он являл собою, можно сказать, знамя всех фанатиков. Обретающихся на северо-западе Первого континента. Часто вещал от имени всего сообщества «Миру — мир», и даже лицо своё не прятал, как многие его собратья по фанатизму. А что терять человеку, которого заочно приговорили к публичной смертной казни через повешенье?

Вывод ведущего передачи был однозначен: пока базы стоят у наших городов, города Ласточки — под угрозой. И надо выгнать вон с планеты федеральную армию, она, совершенно очевидно, не способна защитить народ от взрывов и смертей, и только наоборот, лишь провоцирует взрывы и смерти, раздражая «мирумирников» своим присутствием. Кроме того, сами федеральные военные нередко преступают закон, пользуясь своей силой и безнаказанностью. В доказательство, — Ане вздрогнула, даже глаза протёрла, отказываясь им верить, — привели кадры атаки Игоря на мерзавца, открывшего стрельбу в кафе на веранде. Про стрельбу, впрочем, не сказано было ни слова. А вот про то, что бедного невиновного человека ни за что ни про что убили ударом пылающего кулака и, уже мёртвого, облыжно обвинили во всех преступлениях, совершенных «мирумирниками» с конца прошлого столетия…

— Да это же враньё! — не сдержалась Ане.

На неё обернулись, кто-то пожал плечами, кто-то покачал головой. Танеева фыркнула. И все снова уставились в экран.

— Враньё! — закричала Ане. — Я сама там была! Этот «невиновный» стрелял из мини-плазмогана! В людном месте! И никакой он не «невиновный». Он в погроме участвовал, именно он убил доктора Альтова, я сама видела, я узнала его!

Как вживую, вновь встали перед перед внутренним взором события той страшной ночи. «Бегите, Ане! Бегите!» И бита опускается на голову Сергея Евгеньевича. У бьющего — злые, полные извращённого удовлетворения глаза…

Крик наткнулся на стену ледяного молчания. Они не верили! Они верили проклятому вруну-журналисту, позору своей профессии, а ей, очевидцу, не верили. В разум не вмещалось.

— Вы что, мне не верите?!

— Да кому нужно верить в слова солдатской подстилки, — презрительно бросила Танеева.

— Что?!

Мерзкие слова резанули по живому. Это — Лена Танеева, с которой вместе когда-то решали задачки в школе, вместе пришли на практику к доктору Альтову, вместе проработали почти девять лет?!