Я чувствую себя, что в клетке. С каждой секундою стены из ткани все больше давят и душат. И мечусь туда-сюда.
Ларре уходит. Неожиданно без него, без его молчаливого присутствия в шатре пусто.
Вместо него появляется Ильяс. Он садится и вытягивает ноги. Выглядит усталым, под глазами — чернильные тени. Ильяс говорит мне:
— Не мельтеши, Лия.
Как он меня назвал?!
— Должно же быть у тебя имя, — улыбаясь, говорит он.
Он молчит. На щеках его тени от белесых ресниц.
— Не бойся меня, — просит Ильяс, удивляя меня того больше. Мне хочется сказать, что рядом с ним теплее, чем с любым из людей.
— Прости, что ранили тебя. Если бы я знал… Я бы остановил Сата. Он не злой. Просто иногда… перегибает. Теперь Таррум тебя не отпустит. Сейчас для него ты, что нежданный подарок. Никак не выпустить из когтей.
Я хочу узнать, для чего я нужна норту, но друг охотника смолкает. Когда я снова кидаю взгляд на него, то вижу, что Ильяс дремлет. Во сне он выглядит спокойным и безмятежным, совсем не как человек, рискнувший отправиться в царство Морфея, когда рядом — опасный хищник. Звери не ведают жалости, но сейчас я напасть не могу. Или же не хочу…
Голос Тоша столь резок, что хочется заткнуть уши руками. От шума просыпается Ильяс, в удивлении глядит на товарища. Я же чувствую запах злорадства — смрад, что исходит от воина Таррума. Хочется гнать его из шатра. Тош не скрывает ехидства:
— Сучку Таррум зовет, — и многозначительно добавляет, — ворон пришел.
Вороном кличут дона красноглазых волков, что живут восточнее наших, у берегов реки Эритры. Я рычу и скалю клыки. Так бы и вцепилась в горло. Ворон извечный противник, а волки стаи его — враги и мне, и семье моей.
Красноглазый на чужой земле.
Территория не его, моей стаи.
Тош ведет меня. Вижу Ворона, и из горла вырывает рык. Хочу сойтись с ним в борьбе, но чьи-то руки удерживают меня. Ильяс. Не смей трогать меня. Не смей…
— Не сейчас, — шепчет так, что только мне дано слышать.
Ворон смеется. У него снежно-белые длинные волосы, а цвет глаз мне не различить, но я знаю, что в любом облике у волков его стаи они ржавые, алые, будто кровь.
— Рад, видеть тебя, волчица, — приветствие на моем языке.
Он пахнет уверенностью, силой, за которую хочется растерзать. И на волчьем наречии отвечаю ему:
— Ты на чужой земле, — мой голос хрип после рыка.
— Пока что, — смеется Ворон. Сам смотрит прямо в глаза — вызов. Я взгляда не отвожу.
— Я передумал, — произносит он на людском языке, — отдай мне ее, Таррум. Такой платы желаю я больше.
Волна силы, что исходит от Ларре, едва ли не сносит меня. Подчинение. Он испытывает подчинение на доне красноглазых. Таррум не зверь, а повадки его будут все-таки волчьи.
— Нет, — так жестко говорит норт, что не будь я даану непременно бы заскулила. — Вы получите лишь то, что было обговорено ранее.
Ворон злится и зубами скрипит. Он не привык уступать, но сейчас сдается:
— Ладно, че-ло-век. Ладно…
Таррум приказывает меня увести. Хочу остаться за стеной шатра Ларре и подслушать разговор с волком. Тош не дает мне, раздраженно хватает меня за рукав. После встречи с врагом злость моя столь велика, что кровь в жилах просто кипит. Ярость застилает глаза. Хочу стать волчицей, но кольцо не дает мне.
— Надо было норту отдать тебя Ворону, — ехидничает Тош. — Нам тут волчьи суки совсем не нужны.
Зря он это сказал. Зря позволил себе глумиться надо мной. Слабый не смеет перечить более сильному. Я нападаю на него. Кусаю совсем по-звериному, и ощущение крови во рту лишь больше меня будоражит. Сбиваю Тоша с ног так, чтобы он оказался ниже. Я должна, я должна заставить глупого выскочку поджать хвост. Пусть боится. Пусть молчит. Не могу остановиться…
Меня отдирают. Я вижу — этот воин, этот мужчина, что посмел себя ставить себя выше меня, обмочился, как малый щенок. И уже не Тош, а я ощущаю злорадство.
Я выше тебя. Я сильнее.
Затем следует боль, обжигающая кожу лица. Размашистая и унизительная пощечина, которая меня отрезвляет. Красный след от руки Ларре на моем лице. Такой сильный удар, что в ушах моих — звон. Норт зол.
За Таррумом я вижу голую спину Ворона. Враг прыгает и волком приземляется в снег. Дон красноглазых уходит.
Черные глаза Ларре рядом с моим лицом. Кажется, сейчас зарычит.
— Увести, — приказывает.
Все.
Я могу спокойно дышать, а не переходить на звериный рык.
Но ударь меня кто-то иной — я бы билась. До конца билась, даже если б не смогла победить. Забыв о боли и обещании держаться, чтобы сбежать. Просто ярость — она такая горячая, что невозможно ей отказать. Но удар Ларре я стерпела. Как если бы меня приструнил мой дон. Ему позволительно. Остальным унижать меня — нет.
Кто ты такой, Ларре Таррум?
Кто ты такой, что волк ты больше, чем человек?..
