Снежная страна - [25]

…Человек, оказывается, страшно хрупкое создание. Говорят, один упал со скалы, так и череп проломил, и все кости переломал. А вот если медведь сорвется даже с высоченного обрыва, говорят, на нем и царапины не будет…

Об этом, вспомнил Симамура, Комако говорила сегодня утром, показывая на гору, где опять произошел несчастный случай.

Если бы у человека была такая же жесткая и толстая шкура, как у медведя, наверно, и чувствительность у него была бы иной… А люди любуются своей гладкой и тонкой кожей… Размышляя об этом, Симамура смотрел на залитые вечерним солнцем горы и вдруг затосковал по женскому телу.

«…Бабочки, стрекозы и кузнечики…» – где-то пела в это время – во время раннего ужина – гейша под расстроенный сямисэн.

Путеводитель давал краткое описание маршрутов, размеченных по дням, гостиниц, мест для ночлега и связанных с путешествием расходов. Все это давало волю фантазии, и Симамура вспомнил, что узнал Комако после того, как, полазав по горам, спустился в это деревню, и на горах в то время сквозь еще не сошедший снег пробивалась молодая зелень, а сейчас эти самые горы, где остались следы его ног, опять манили его, тем более что осенний альпинистский сезон был в разгаре.

Хотя ему, жившему в праздности, хождение по горам безо всякой нужды, преодоление дорожных трудностей и казалось образчиком «напрасного труда», но все же этот «напрасный труд» обладал для него особой притягательной силой именно из-за отсутствия реальной ценности.

Симамура не мог понять, успокаивается он в присутствии Комако или же ее тело, ставшее совсем близким, волнует его. Как бы то ни было, когда она уходила, его мысли бывали заняты только ею. Он вдруг начинал тосковать по женскому телу, и в то же время его начинали манить горы. Но и то и другое влечение наплывало как смутный мимолетный сон. Сегодня Комако ночевала у него и ушла только утром, может быть, поэтому тоска по ней и была сейчас мимолетной. Но Симамура сидел один в тишине, и ему не оставалось ничего другого, как нетерпеливо ждать, что Комако придет сама, без его зова. Он решил скоротать время и лечь в постель засветло, пока еще не умолкли веселые звонкие голоса гимназисток, совершавших туристический поход по окрестностям.

Кажется, пошел моросящий дождик.

Утром, когда Симамура проснулся, Комако читала книгу, чинно сидя за столом. И кимоно, и хаори [Хаори – короткое верхнее кимоно] были на ней будничные.

– Ты проснулся? – тихо сказала она, посмотрев в его сторону.

– А что?

– Ты проснулся?

Заподозрив, что Комако ночевала у него, а он и не заметил этого, Симамура оглядел постель и потянулся к часам, лежавшим у изголовья. Было еще только половина седьмого…

– Как рано-то…

– Да, но горничная уже принесла горячие угли для хибати.

Над чугунным чайником поднимался пар.

– Вставай, – сказала Комако, поднимаясь и пересаживаясь к его изголовью.

Держалась она точь-в-точь как замужняя женщина. Даже удивительно. Симамура сладко потянулся и заодно схватил руку Комако, лежавшую у нее на коленях. Забавляясь мозолями, натертыми плектром, он сказал:

– Спать хочется. Ведь еще только-только рассвело.

– Хорошо спалось одному?

– Ага…

– А ты так и не отпустил усов.

– Ах да, ведь когда мы в последний раз прощались, ты говорила – отпусти усы.

– Забыл, ну и ладно. Зато ты всегда очень чисто, до синевы выбрит.

– А у тебя, когда ты стираешь пудру, лицо тоже как после бритья.

– Щеки у тебя, что ли, пополнели… А во сне у тебя до того белое и круглое лицо, что так и хочется приставить к нему усы.

– Разве не приятно, что лицо гладкое?

– Оно у тебя какое-то не внушающее доверия.

– Разглядывала меня, значит? Как нехорошо.

– Да, – кивнула Комако и вдруг громко расхохоталась, ее руки, державшие пальцы Симамуры, невольно сжались. – Я спряталась в стенной шкаф, горничная даже и не заметила.

– Когда?.. И долго ты там пряталась?

– Да нет, только когда горничная угли приносила.

Она никак не могла успокоиться и все смеялась, вспоминая, должно быть, эту свою проделку, но вдруг покраснела до мочек ушей и, желая скрыть смущение, начала тянуть одеяло, взявшись за его край.

– Вставай! Ну встань, пожалуйста!

– Холодно! – Симамура вцепился в одеяло. – А в гостинице уже поднялись?

– Не знаю, я задами шла.

– Задами?

– Ага, от криптомериевой рощи прямо сюда вскарабкалась.

– Разве там есть дорога?

– Дороги нет, но зато близко.

Симамура удивленно взглянул на нее.

– В гостинице никто и не знает, что я здесь. Разве что на кухне слышали, как я проходила. Парадная дверь-то, наверно, еще закрыта.

– Ты так рано встаешь?

– Сегодня долго уснуть не могла.

– А ночью дождь был…

– Да? То-то листья камыша совсем мокрые. Ладно, пойду домой, а ты спи.

– Нет, нет, я уже встаю! – Не выпуская руку Комако, Симамура быстро вскочил.

Он тут же подошел к окну и глянул вниз, туда, где, по ее словам, она шла сюда. Холм от криптомериевой рощи и до середины склона утопал в густых зарослях кустарника. Прямо под окном в огороде росли овощи, самые обыкновенные – редька, батат, лук. Освещенные утренним солнцем, они удивили Симамуру разнообразием оттенков своей зелени. Раньше он этого не замечал.

На галерее, идущей в баню, стоял служащий и кидал в пруд красным карпам корм.