Снежная роза - [30]

— Вы здесь из-за моего доклада? — быстро спрашиваю я, по-прежнему преграждая путь. — Я могу переделать его, если Элисон недовольна. В инспекции нет никакой необходимости.

Агнес смеется и твердо отвечает:

— Это не инспекция. Разве Элисон не сказала, что мы приедем?

Я качаю головой, но тут вспоминаю, что не проверяла электронную почту со вчерашнего дня.

София говорит чуть более благожелательно:

— Может, она забыла. Она сказала, что даст вам знать. Планы поменялись. Мы здесь, чтобы подготовить дом.

— Неужели? — Страх охватывает меня. Ощущение почти нестерпимое. Мне хочется повалиться на пол и закричать, но я превозмогаю себя. — Подготовить для чего?

Агнес улыбается. У меня твердое ощущение, что она получает удовольствие от ситуации.

— Для нас, конечно.

Ничего поделать я не могу. Я должна их впустить. Пока они идут через вестибюль, цокая каблуками, я с облегчением вспоминаю, что этим утром убрала в ящик разбросанные игрушки Хедер, так что на полу ничего нет. Однако в гостиной остались разные вещи, книжка-раскраска, фломастеры и всякое прочее.

Она в комнате с эркерами. Одна. И ей интересно, что происходит.

Женщины направляются к лестнице. Похоже, они точно знают, куда идут.

— Вы наверх? — спрашиваю я.

— Гм… да, — говорит Агнес. Тон ее голоса скучающий, будто я спрашиваю о совершенно очевидном.

— Зачем?

— Чтобы посмотреть.

Они уже на лестнице и едва обращают на меня внимание. Мне нужны кое-какие ответы, поэтому я следую за ними. Агнес бросает на меня взгляд поверх перил:

— Не стоит идти за нами. Это не займет у нас много времени.

— Умираю, хочу кофе, — с улыбкой говорит София. — После этого путешествия… Если вы не возражаете.

Я останавливаюсь на лестнице, разрываемая желанием пойти с ними и необходимостью подбодрить Хедер.

— Хорошо, — неохотно отвечаю я. — Я сделаю.

Они быстро поднимаются по лестнице и исчезают в проеме двери наверху.

Я обхватываю руками голову. Я потерпела фиаско.Что, черт возьми, происходит?Я уверена, что меня они не узнают, однако достаточно одного взгляда на Хедер… Если они видели в новостях любую фотографию, они сразу узнают ее. И в любом случае в контракте нет ни слова о детях. Им не позволено здесь быть. Страховка, сказала Элисон, когда упомянула об этом. Я ответила, что это не имеет значения, поскольку я не беру с собой детей. Она осталась довольна.

Имеет ли это значение, если они сейчас выставят меня? Я не могу оставаться. Я должна уехать. Но куда?

Я поспешно иду к комнате с эркерами и открываю дверь.

— Хедер!

В комнате никого нет. Я лихорадочно озираюсь по сторонам.Она была здесь. Я оставила ее здесь. Где она? Здесь некуда спрятаться…

— Хедер, ты где?

Я возвращаюсь в вестибюль. Здесь ее нет, нет и под навесом, который она соорудила из пальто. Должно быть, она выскользнула из комнаты, пока я была на лестнице с гостьями. Я бегу через вестибюль в западное крыло и нашу спальню. Она пуста, но Теддингтон лежит на полу, а окно открыто. Я подбегаю к окну и выглядываю, как раз вовремя, чтобы заметить мелькание светлых волос, исчезающих под лавровым деревом.

О господи. Бедный ребенок. Я сделала из нее такого же параноика и трусишку, как я сама. Вероятно, она будет оставаться в своей берлоге до тех пор, пока не появлюсь я и не скажу, что горизонт чист.

Я чувствую себя виноватой, когда иду на кухню и на автопилоте наполняю чайник. О чем думает и что чувствует Хедер? И что мы будем делать, если эти женщины действительно здесь поселятся? Вариантов у меня немного. Я не могу взять Хедер в путешествие в никуда. Она всего лишь ребенок, она не может жить в автомобиле. Наши фотографии опубликованы в прессе, нас сразу узнают. На первой же станции техобслуживания, где мы сделаем остановку, нас задержат. Мы не можем поехать домой. Мы не можем никуда поехать.

Пока я завариваю кофе, мои тревожные мысли ходят по замкнутому кругу. Я несу поднос в вестибюль и слышу тяжелый стук двери наверху и разговор. Первой я слышу Агнес, тон ее голоса более резкий.

— …Чудовищно! — говорит она. — Куда хуже, чем на снимках. Эти туалеты просто омерзительны. Если он думает, что я их отчищу, он просто сумасшедший. Пока это самое худшее место.

София говорит успокоительно:

— Да ладно тебе, все хорошо. Всего лишь немножко грязи. Мы с этим справимся. Кроме того, если потребуется, мы можем получить помощь.

— Вот ваш кофе, — говорю я, держа в руках поднос с тремя кружками и кувшинчиком молока. — Вы пьете с сахаром?

Обе качают головами, глядя на меня так, будто успели забыть о моем существовании.

Затем София говорит:

— Спасибо, Рейчел. Мы идем.

Пока они спускаются по лестнице, я киваю в сторону восточного крыла дома:

— Идемте туда.

Я веду их в старую столовую. Через минуту мы усаживаемся за ближайший край стола, держа в руках кружки с кофе. У меня было время подумать, и я чувствую себя более бдительной и способной взять на себя инициативу.

— Зачем вы осматривали верхний этаж? — не раздумывая спрашиваю я. — Там будут делать ремонт? Интересно, какие у компании планы насчет этого жилья? Такой изумительный старый дом!

Я говорю искренне. Двух недель, проведенных здесь, мне хватило, чтобы полюбить этот дом. Хотя мы обжили лишь крошечную его часть, я начала ценить красоту и характер, скрывающиеся под покровом упадка. В нем есть какая-то печаль, которую я не могу идентифицировать, однако она гармонирует с моим теперешним состоянием. Дом и я со всеми нашими потерями и разрушениями ощущаем какую-то симпатию друг к другу. Оба мы подобны великолепным творениям, которые были заброшены и теперь полны призраками и воспоминаниями.