Снежная робинзонада - [6]

Ни у кого из нас не было большого багажа, набора вещей, которые мы обычно считаем совершенно необходимыми, но без которых можем обойтись. Фотоаппарат, смена белья, несколько любимых книг, а все остальное — спецодежда и казенный инвентарь.

Багажом были наши мечты, планы, наша романтика. Кызылча для нас была не обычной долиной небольшой горной речушки, а настоящей «терра инкогнита», краем неведомых дорожек и невиданных зверей, страной самых удивительных приключений, местом, где может свершаться невозможное. Честно говоря, такой Кызылча для меня была все годы моего пребывания в горах. 8а каждым поворотом, в каждой долине и ущелье я ожидал встретить удивительное. И то, что ущелье или долина оказывались похожими на десятки других таких же ущелий и долин, не только не разрушало, но, напротив, еще сильнее укрепляло мою веру, что вот уж в следующий раз меня обязательно ждет необычайное.

В нарастающем темпе современной жизни, предоставив большую часть физического труда машинам, непрерывно перерабатывая массу самой различной информации, мы невольно утрачиваем иногда остроту восприятия. Часто мы смотрим, но не видим, слушаем, но не слышим. Краски окружающего мира отражаются в наших глазах, его звуки проникают в наши уши, но мы, погрузившись в себя, в круг своих забот, в глубь своих чувств, не замечаем многого. Хотя каждый стал специалистом в своей области техники, науки или искусства, наша связь с природой от этого не окрепла. Мы все больше используем природу для своего блага, по праву сознавая себя владыками мира, однако нередко это сознание превращается сначала в пренебрежение к природе, а затем и к людям недавнего и далекого прошлого. У них не было телевизора, радио, электричества, автомашин, кино — как же они жили, что это за жизнь? А они жили, боролись, побеждали и не считали себя несчастными горемыками.

Так и нас иногда спрашивали, как мы можем жить без кино, театра, музеев, выставок, кафе, без всего, что принято называть культурой. Но ведь, во-первых, это только дополнение к основной жизни, к работе, а во-вторых, далеко не всегда культура человека связана с предметами культуры. Есть, глядишь, и магнитофон, и телевизор, и машина, но нет даже элементарных знаний и представлений об окружающем мире, о науке, музыке, живописи, литературе. В то же время на зимовках и в экспедициях нередко встречаешь людей, словно окончивших все возможные курсы и отделения университетов культуры. Спросишь, так ли это, оказывается, нет, зимует давно, даже считает, что «отстал от жизни», «одичал».

Мы никогда не чувствовали себя горными дикарями, стоящими в стороне от цивилизации. За время зимовок мы не утратили никаких качеств современного человека.

Мы закалились духовно и физически, стали опытнее, увереннее в себе, серьезнее. Ровнее стало дыхание, зорче глаза, крепче сердца.

Мы научились строить, взбираться по скалам, разбивать палатки, разводить костры, не бояться непогоды и расстояний.

Мы приобрели уважение к природе, желание познать ее законы, разгадать ее тайны.

Часто пишут о том, как человек изменяет горы. Но и горы тоже изменяют человека, делая его сильнее, смелее, зовя ввысь, помогая увидеть в себе высокое.

Цвет и свет окружающего мира

Все, связанное с метеорологией, зримо и полно красок…Ни одна наука… так тесно не соприкасается с поэзией и живописью, как метеорология.

К. Паустовский

Когда я смотрел в пасмурный день на черные пятна скал среди однотонной белизны снега, то всегда испытывал странное чувство. Трудно определить это непонятное чувство, подобное смутной, полустертой надписи, которую невозможно прочитать. Словно пытаешься вспомнить забытый сон или воскресить в памяти давно минувшее. Возможно, что это размытые временем следы первых дней жизни, когда впервые замечаешь разницу между светом дня и ночной темнотой. Впечатление усиливалось однотонно-серым фоном пасмурного неба, почти полным отсутствием теней, чувством затерянности в неуютном мире, пронизанном ледяным ветром и сырым холодом.

Совершенно иное дело, когда тот же пейзаж залит потоками ослепительного света высокогорного солнца. Нигде не встретишь такой гармонии красок, такого множества оттенков, такой фантастической игры света, как в горах. Каждая снежинка, каждый тонкий кристаллик льда сверкает и переливается всеми цветами радуги. И стоит только чуть повернуть голову, как гаснут одни искорки и на смену им вспыхивают тысячи других. Особенно ярко блестит сухой свежий снег в первые часы после снегопада, когда только-только развеялись хмурые облака. При этом его поверхность имеет чуть лиловатый оттенок, как если бы в крынку молока попала капля чернил.

Днем только темные очки защищают глаза от ослепительного сияния неба и гор. Любая тень выделяется своей синью, будь то тень человека, лыжный след или глубина ущелья. Каждая впадинка залита чистой, прозрачной синевой. Если же небо подергивается тонкой пеленой перистых облаков, яркость синевы блекнет, словно в берлинскую лазурь добавили белил.

Старым серебром отливала матовая поверхность ветрового наста. Тающий весенний снег синел голубоватой сталью, чуть желтея в пасмурные дни. Его свинцово-сизым теням ненастье словно добавляло охры. Тонкие ледяные корочки, образующиеся на поверхности снега осенью и весной, вспыхивали широкими светлыми бликами, словно автомобильные стекла.