Снежная почта - [26]

Ничего, что хмельная слегка!

Будь неладна, рабочая тема!

Выпил пива – и вот тебе связь

С гегемонами, с массами, с теми,

Кто стихов не читал отродясь.

Я возьму себе воблу посуше

И, спинной отрывая плавник,

Загляну я в рабочую душу,

Про которую знаю из книг.

Я по-свойски, они – по-простому,

Я по матери, то же они.

Что еще человеку живому?

Нету слов – так рукою махни!

Между ними ничем не отмечен,

Я не буду казаться святым.

Знаю только – один я не вечен,

Ну, а вместе – еще поглядим!

Дирижер

Дирижер рукой дрожащей

Вытащил из-под полы

Звук растерянный, щемящий —

Так птенец глядит из чащи,

Так звезда глядит из мглы.

Дирижер рукой суровой

Воздух мнет над головой.

Фрак его черноголовый

Пляшет в пляске бестолковой

И страдает над толпой.

Дирижер хватает флейту,

Вьет невидимую нить.

Склонен к лирике и флирту,

Он парит, подобно спирту,

И не может говорить.

Официант

Как смерч, скользит официант.

Лежит закуска на подносе.

Летит он, светлый, как апостол,

С желанной печенью трески.

Имел бы я такой талант,

Сей миг литературу бросил,

Купил манишку бы, а после

Я удавился бы с тоски.

Умел бы он писать стихи,

Сей миг ушел из ресторана

И сел бы над листом бумаги,

Сжимая пальцами виски.

Узнав, что критики глухи,

Печататься как будто рано

И много надобно отваги,

Он удавился бы с тоски.

Чекист

Чекист сидит, на водку дышит,

Дрожит могучая рука.

Он ничего вокруг не слышит,

Он вспоминает про ЧК.

Он вспоминает, как с отрядом

Он бандам двигался вослед,

Как вызывал его с докладом

Железный Феликс в кабинет.

Он тоже был тогда железный

И храбро дрался за народ.

А вот теперь он бесполезный

Сидит на кухне, водку пьет.

Вязанье

Старуха вязала носки

Какого-то бурого цвета.

От старости или с тоски,

А может, ей нравилось это.

Старуха петельки клала,

Как жизнь свою изображала,

И лампа в середке стола

Светила и ей не мешала.

Две спицы вились, как волчок,

Вот вытянут нитку живую…

«О Господи, я не горюю,

Живу я еще – и молчок!»

Старуха вязала носки,

Последние петли сплетала.

Как тени от лампы резки!

Как свету приветного мало!

Знакомый

Мой знакомый в зеленом плаще

Торопливо с авоськой шагает,

И снежок у него на плече,

Чуть коснувшись плаща его, тает.

Мне известно, что он одинок,

Не устроилось личное счастье.

Дома ждет его только щенок,

Спаниэль удивительной масти.

Мой знакомый приносит кефир,

Пачку «Севера», свежую булку

И, журнал захватив «Новый мир»,

Спаниэля ведет на прогулку.

Совершая привычный маршрут,

Тянет жизнь, как скрипичную ноту.

Жаль, собаки недолго живут.

У него уже третья по счету.

Чепуховые стихи

На носу у дяди Феди

Вырос форменный удав.

Дядя Федя съел медведя,

В зоопарке увидав.

Вот идет он, пролетарий,

Воздух нюхает змеей.

Весь небесный планетарий

У него над головой.

Воздух чист, как умывальник.

Дядя Федя ест озон.

Он фактический ударник

И пострижен, как газон.

А за ним идет машина,

На ходу жуя овес.

Дядя Федя не мужчина,

Он пыхтит, как паровоз.

Свет идет от дяди Феди,

Как от лампочки в сто ватт.

В дяде Феде все медведи

Зычным голосом трубят.

А удав головкой вертит

И сжимается в кольцо.

У питона, как у смерти,

Неприличное лицо.

Старушка

По радио сказали, что вчера

Какую-то старушку сбили танком.

Она кричала: – Чур меня! Чура! —

Бидончик с молоком упал и покатился,

Дымок за танком синеватый вился.

Была старушка и старушки нет —

Остался рубчиком лишь гусеничный след.

По радио сказали, что войны

Не будет завтра. Завтра будет утро.

Старушки с молоком удивлены:

В очередях стоять, как домино,

Им завтра, наконец, разрешено

И вопрошать сурово: – Кто последний?

Последних нет.

Последнюю старушку

Вчерашний танк впечатал по макушку

В сырую землю, и пропало молоко,

Которое далось ей нелегко.

По радио передают погоду.

Про любовь

На закуску была колбаса.

В сутках двадцать четыре часа.

Капитан переставил будильник,

А на кухне взревел холодильник.

На десерт были изюм в шоколаде.

Капитан без ума был от Нади.

Капитан распоясался, зверь!

Дерматином обтянута дверь.

На паркете пятно от ликера.

Вся надежда теперь на суфлера.

Но Надежда молчит, как комод.

У Надежды малиновый рот.

Тонкой пленкой подернулись шпроты.

Капитан был пятнадцатой роты.

Ночью выдохся весь лимонад.

Капитаны не знают преград.

Горилла (Из Жоржа Брассанса)

В Зоопарке прекрасный пол,

Со стыда не пряча лица лица,

Как-то раз наблюденья вел

За гориллой в виде самца.

Дамы пялились, так сказать,

На тот орган в рыжей шерсти,

Что мамаша мне называть

Запретила, Боже прости!

Бойтесь гориллу!

Вдруг открылась эта тюрьма,

Где томился прекрасный зверь.

Распахнулась она сама,

Видно, плохо заперли дверь.

«Ну, сейчас я ее лишусь!» —

Прорычал самец на ходу.

Угадали вы, я боюсь! —

Он невинность имел в виду.

Бойтесь гориллу!

И хозяин кричал: «Скандал!

Зверю нет еще и восьми!

Мальчик в жизни самки не знал,

Он ведь девственник, черт возьми!»

Но бабенки вместо того,

Чтоб использовать данный факт,

Побежали прочь от него.

Это был непонятный акт!

Бойтесь гориллу!

Даже дамы, что час назад

Были мысленно с ним близки,

Мчались в ужасе, доказав,

Что от логики далеки.

Я не вижу в этом причин,

Потому как горилла – хват

И в объятьях лучше мужчин,

Что вам женщины подтвердят.

Бойтесь гориллу!

Все несутся, не взвидя свет,

От четверорукой судьбы,

Кроме двух: старухи ста лет

И расфранченного судьи.

Видя этакий оборот,

Зверь направил свои стопы,