Снежная почта - [20]

Как с горки, кубарем катились,

Ко мне никак не относились,

Как будто не было меня.

А я стоял в очередях,

Считая мелочь до получки

И в ценах разбирался лучше,

Чем в театральных новостях.

И если что-то день за днем

Внутри меня происходило,

Оно невыразимо было,

Неописуемо пером.

Оно, как понял я поздней,

Припоминая вехи года,

И было – бытие, природа

С душевной сущностью моей.

Орион

Дело в том, что над нами горит Орион.

Я тебе говорю: ты отмечен звездой!

Млечный Путь, словно обруч на бочке пустой,

Окружает мерцание мертвых имен.

Я не помню, когда я родился и жил,

Кто созвездием тесным меня окружил,

Кто летел надо мною, бесшумно паря,

В ледяной, неземной пустоте января.

Почему же тебя, мой неузнанный брат,

Полюбил, погубил ледяной звездопад?

На коротком отрезке, прочерченном вбок,

Как царапину сердца, оставил ты срок.

Вычисляя порядок небесных светил,

Я забыл твое имя и путь твой забыл,

Чтобы вновь повторить, как заученный жест,

Круговое движенье сияющих звезд.

Так гори, Орион, на скрещенье путей

Указателем воли забытых людей!

Оставляй нам надежду на лучший исход,

От рожденья до смерти и дальше – в полет!

Дерево

Я жизнь проживу такую,

какую смогу.

Когда мое сердце

вырвется на бегу,

Когда тишина наступит,

и упадет звезда,

Вырастет дерево

из моего следа.

Я жизнь проживу —

дыханье закончит вдох,

Чтоб я, даже мертвый,

последний шаг сделать мог,

Чтобы упасть лицом

и слышать, как за спиной

Вытягивается дерево

тонкое

надо мной.

Я жизнь проживу такую,

какую смогу.

Лица не сберечь —

сердце свое сберегу,

Корнями сосудов

опутанное в клубок,

Чтобы взошло мое семя,

и деревом стал росток.

Клоун

Ты знаешь, что клоуны – самые грустные люди?

А клоун со скрипкой – философ, чудак, нелюдим.

Не надо смеяться, когда он дурачиться будет!

Посмейся немного – он снова сегодня один.

Ледышка, синичка, ты рано отвыкла от цирка!

Пройдем за кулисы. Философ сложил чемодан.

Он едет домой, а дома уборка и стирка,

Он спрятал парик и щеки оттер от румян.

Пока он идет по проходу, прощаясь со львами

И кланяясь тиграм (им тоже невесело жить),

Оттайте, ледышка! Он хочет увидеться с вами,

А впрочем, не стоит. Ведь клоуну надо спешить.

Но если хотите – свою он продолжит работу,

Чтоб вы рассмеялись, он снова наденет парик.

Но вот не выходит, не получается что-то.

Он к желтым опилкам и свету арены привык.

А здесь за кулисами он, словно жалкий любитель,

Размахивает руками, фонтаны пускает из глаз…

Ходите в театр, синичка! Шекспира цените!

Стихи изучайте! А цирк – для детей, не для вас.

«Я не отвечу, промолчу…»

Я не отвечу, промолчу

И в темноте прихожей

Лицо улыбке научу,

На бабочку похожей.

Пускай садится на уста,

Пуста и бесполезна,

Как тень кленового листа

На желобе железном.

Пускай покажется такой,

Обманывая душу.

Я буду вежлив и покой

Печалью не нарушу.

Я буду тихим, как во сне,

И пить я буду в меру,

И так счастливо будет мне

По вашему примеру.

И так покойно и легко,

Что удивлюсь послушно,

Услышав где-то далеко

Свой голос равнодушный.

«Ты спросишь, почему…»

Ты спросишь, почему

Тревожно так на свете?

Тебя я обниму

И не смогу ответить.

Твоих касаясь век

Горячими губами,

Скажу, что этот век

Еще не прожит нами.

Скажу: веселой будь!

Им хорошо живется.

Скажу: когда-нибудь

Все в мире утрясется.

Добавлю, может быть,

Уже неторопливо,

Что детям нашим жить

Достанется счастливо.

Не горюй!

Вахтангу Кикабидзе

Не горюй!

Наша жизнь – не награда.

На нее обижаться не надо.

Лучше выпей сухого вина,

Чтобы краше казалась она.

Лучше песню запой да спляши,

Чтобы стекла вокруг задрожали

От неловких движений души,

Отыскавшей отраду в печали.

Не горюй!

Горевать – это просто.

Ты мужчина высокого роста.

У тебя благородство и честь,

И друзья неподкупные есть.

Так пусти эту чашу по кругу,

Осуши нашу радость до дна!

Мы в глаза поглядели друг другу.

Не горюй!

В них надежда видна.

Три послания другу

В.П.

1.

Сегодня чертова погода.

С чего начать мне разговор?

Друзей все меньше год от года,

Но это, право, не в укор

Тебе, мой друг необходимый.

Тебя я потерял давно,

Поэтому мне все равно,

С кем проведу я эту зиму.

Сегодня снова, как тогда,

Висят на небе провода,

Вовсю оттаивают стекла,

Запахло гриппом и цингой,

Дорога черная намокла

И шевелится под ногой.

Весна накапливает ярость,

Она в конюшне застоялась.

Я написать тебе готов

За десять лет десяток слов.

Мой слог понятен стал и скучен.

Добропорядочность в крови.

Как говорит мой визави,

Я протяженностью измучен,

Ленивый, как портновский метр.

Но впрочем, ты не геометр!

Мы говорили слишком тихо.

Теперь совсем не говорим,

Как будто кончилась интрига,

Любовник цел и невредим.

Мы говорили слишком тонко

И, зная подлинность стихов,

От разговоров ждали толка,

Как возвращения долгов.

Теперь и это надоело!

Ищу цитаты то и дело,

А на дворе стоит февраль,

И календарь открыл кавычки.

Пишу статьи, ломаю спички

И мне Онегина не жаль.

Он перепутал все на свете,

Явившись мне в кордебалете.

И я спешу, пока могу,

На целый год наговориться.

Я тоже у тебя в долгу

И в девятнадцать, и под тридцать.

(Предельный возраст для мечты,

Как говорил когда-то ты).

Теперь, немного успокоясь,

Я в прошлом, как в воде, по пояс.

Опять я вспомнил анекдот.

Неужто это все пустое?

Вот я пишу, как Дидерот,

С оптимистической тоскою.

Я научился рифмовать:

Врагу – могу, собаки – враки.