Снежная почта - [13]

на месте гибели Скотта и его товарищей.)

Тему пробуя, легкую с виду,

Собираясь, как в дальний отъезд,

Ясно вижу в снегах Антарктиды

Деревянный обструганный крест.

Перекладина грубой работы,

И на ней – имена пятерых

Англичан экспедиции Скотта,

А внизу теннисоновский стих.

Вам, мужчины особого склада

Из породы железных парней,

Посвящается эта баллада

Ледяных антарктических дней.

Разве в полюсе чертовом дело?

Кто там первым пришел – все равно!

Вы другого коснулись предела

И другое вам право дано.

Я хочу сквозь пространство и время

Обратиться к тебе, Роберт Скотт,

В час, когда говорил ты со всеми,

Кто на свете огромном живет.

О родных и о близких печалясь,

Ты писал на полях дневника

И Земля над тобою качалась,

Как резиновый шарик, легка.

Неужели к бессмертью стремился

Или славы за гробом искал,

Когда рядом твой верный Уилсон,

Твой товарищ, твой брат умирал?

Нет! Сжимая предсмертною хваткой

Непослушный уже карандаш,

Не за этим писал ты в тетрадку,

Чтобы выстроить памятник ваш.

Не за этим, пока не остыла

В жилах кровь, ты царапал листок.

Все, как было. И только – как было.

В этой правде твой главный итог.

Я, живущий в уютной квартире,

Обладающий ясной судьбой,

Вижу звезды такие же в мире,

Что горели тогда над тобой.

Если мужества мне не хватает,

Я смотрю, оглянувшись назад,

Где палатку твою заметает

Снег, сверкающий, как звездопад.

Если голос мой глохнет от ветра

На российских полях снеговых,

Я ищу в своей жизни ответа

И в записках предсмертных твоих.

Но не смертью дается нам право

Быть услышанным через века.

Только правдой. Одной только правдой

До последней строки дневника.

1970

Происшествие

В ночном трамвае умер человек.

Он, словно тень, без крика или стона

Упал в проходе, не сомкнувши век,

Прижав щекой ребристый пол вагона.

И вот, когда он замер, не дыша,

И равнодушно вытянулось тело,

Его душа тихонько, не спеша

В открытое окошко улетела.

Она была невидима тому,

Кто наблюдал за внешностью явленья,

Кто видел только смерть и потому

Расценивал все с этой точки зренья.

На самом деле было все не так:

Тот человек нелепо не валился,

Трамвай не встал, и не звенел пятак,

Который из кармана покатился.

Подробности тут были ни к чему,

Они изрядно портили картину.

И мало кто завидовал ему,

Вступившему в иную половину.

Его душа существенна была.

Она одна в тот миг существовала.

Расправив два невидимых крыла,

Она уже над городом витала

И видела встающие из тьмы

Тьмы будущих и прошлых поколений,

Всех тех, кого пока не видим мы,

Живя по эту сторону явлений.

1971

ЛИ-2

Отцу

ЛИ-2, мой старый друг!

Смешны твои повадки.

Тебе последний круг

Остался до посадки.

Дистанцию свою

Кончаешь на пределе,

Но все-таки в строю,

Но все-таки – при деле.

Я слышу, как вдали

Хрипят твои моторы.

С тобой уже с земли

Ведут переговоры.

Мол, хватит, полетал!

Давай другим дорогу!

Истерся твой металл

С годами понемногу.

Мой верный друг ЛИ-2!

В наш век ракетной тяги

Не умерли слова

О чести и отваге.

За ними – бой и труд.

И если приглядеться,

Они еще живут

В твоем железном сердце.

Как говорится, есть

В пороховницах порох,

Пока осталась честь,

Как топливо в моторах!

1969

Стихи о фронтовом операторе

В каком-то неуютном кинозале,

Когда вот-вот начнется детектив,

Когда еще конфетами шуршали,

Портфели на колени положив,

Возник на бледном полотне экрана

Архивный документ военных лет,

Забытый кадр: зима, лесок, поляна

И чей-то на снегу глубокий след.

Сначала все спокойно, и на елях

Тяжелые, нависшие снега

Как будто не слыхали о метелях,

Не видели ни ветра, ни врага.

Сначала все спокойно, как на даче,

Как на прогулке лыжников, но вот

Экран качнулся, дрогнул – это значит,

Что оператор по снегу ползет.

Он весь – в своих зрачках. Его вниманье

Предчувствует и выстрелы, и взрыв

Гранаты, а горячее дыханье

Туманит на морозе объектив.

Притягивает дуло пулемета

Блестящий механический глазок.

И зал застыл, как будто сжало что-то

За горло. Словно смерть – на волосок.

Еще не поздно. Лед еще не сломан!

Вернуть назад, на студии доснять!

В эпоху комбинированных съемок

Нам трудно оператора понять.

Уже атака. Надо крупным планом!

Глубокий снег от пули не спасет.

Смотрите – небо плещется экраном,

Запоминайте! Это не пройдет.

Ловите лица, белые от крика,

Скорее к лесу! Тяжело дышать.

Пускай нечетко, смазано и криво,—

До лесу бы, до лесу добежать!

Ах, не успел!..

И взрыв уже грохочет,

И небо приближается на миг…

А камера стрекочет и стрекочет,

Своим глазком запоминая мир.

1968

Севастопольский бастион

На Четвертом бастионе тишина.

Вся война как на ладони, вся война.

Та, далекая, что в стонах и в дыму

На горбатых бастионах шла в Крыму.

Будто снова свищут ядра надо мной.

Черноморская эскадра под водой.

Батарея и траншея перед ней.

Сзади город, а вернее – горсть камней.

Вот Нахимов, опираясь на банкет,

В полном блеске адмиральских эполет,

Положась демонстративно на судьбу,

Наставляет на противника трубу.

Атакующий французский офицер

С саблей наголо – взят русским на прицел.

Полон удали и шарма, как артист,

Но послал чугунный шар артиллерист.

В завихрении мгновенном, точно смерч,

Только смерть обыкновенна, толькосмерть.

И на кладбищах на братских всех времен

На могилах их солдатских нет имен.

На Четвертом бастионе тишина.

И война, как на ладони, мне видна —

Та, недавняя, что в стонах и в дыму