Снеговик - [185]

Вместе с этим письмом Гёфле выслал Христиану еще некоторую сумму денег, но тот принял решение не увеличивать свой долг. Отдавая себе отчет в шаткости своего положения, он нанялся рыбачить на Лофотенских островах, а в конце апреля написал Гёфле следующее письмо:

«Сейчас я оказался в одном нордландском селении и должен сказать, что чувствую себя на обетованной земле, хотя торп даннемана Бетсоя можно назвать Луврским дворцом по сравнению с моим нынешним жилищем, а его какеброэ, наверно, показался бы сдобной булочкой после хлеба из отрубей, который я здесь ем с величайшим удовольствием. Иначе говоря — довелось мне испытать немало лишений, не говоря уж об усталости и опасностях; зато я повидал самые величественные зрелища, какие только можно встретить во вселенной, самые суровые и впечатляющие явления природы: подводные бездны, куда устремляются и корабли и киты с такой же легкостью, как осенние листья, несомые холодным вихрем; незамерзающие реки, текущие среди вечных, нетающих льдов; водопады, чей рев раздается на много миль вокруг; пропасти столь глубокие, что даже лось и олень не могут противостоять головокружению; снега, что тверже паросского мрамора, людей, что уродливее обезьян, ангельские души в безобразных телах, гостеприимный народ, живущий в неслыханной нищете, терпеливых, кротких и благочестивых людей, ведущих нескончаемую борьбу с невообразимо могущественной и суровой природой. Разочарований не испытал я ни разу. Все, что я видел, изумляло меня безмерно и величием своим превосходило все мои ожидания.

Итак, я счастливейший из путешественников! Добавлю к этому, что здоровье мое выдержало все испытания, а кошелек наполнился в такой степени, что я могу рассчитаться с вами и еще остаться при деньгах; наконец, скажу еще, что, основательно изучив геологическое строение длинной горной цепи, я везу с собой редкие и ценные образцы пород, при виде коих прославленный доктор Стангстадиус иссохнет от зависти, и немало полезных наблюдений, которые могут принести мне, стоит только захотеть и приложить немного хитрости, звание кавалера Полярной Звезды.

Вы спросите, как случилось, что я так разбогател? Отвечу: ценой тяжких трудов, тысячу раз рискуя утонуть или сломать себе шею, скользя по краю бездны на длиннющих лыжах, которыми научился пользоваться, ловя рыбу на норвежских островах и продавая весь улов на месте, задешево, тому, кто обладает коммерческим талантом, и подвергая себя опасности кровавой мести моих собратьев, отказавшихся, впрочем, от расправы, когда поняли, что я скор на руку, а кулаки у меня увесистые.

Словом, теперь я направляюсь в Берген[99], куда хочу прибыть до распутицы, иначе застряну здесь на шесть недель из-за непреодолимых для человека снежных бурь и лавин.

Прошу вас, лучшего из друзей и из всех людей на свете, не огорчаться, если дело мое будет проиграно. Чего-нибудь в жизни я все же добьюсь, а Маргарита тоже не богата, и мое «хорошее происхождение» дает мне право претендовать на ее руку несмотря ни на что. И потом, разве нет у меня вашей дружбы? Я прошу у неба лишь одного — иметь возможность взять на себя заботы о моем дорогом старике Стенсоне, если он лишится своего места и крова в замке Вальдемора».

Гёфле получил еще несколько писем в том же духе в течение последующих лета и зимы. Тяжба не двигалась, тем более что никакой тяжбы-то, собственно говоря, и не было, так как самонадеянные наследники вели тайную войну, куда более опасную, громоздя одно за другим неуловимые препятствия на пути рассмотрения дела тайным советом.

Меж тем Христиану начинала приедаться жизнь, столь полная неожиданностей и тяжких, утомительных трудов. Он не признавался в этом своему другу, но пылкая любознательность уже не влекла его вперед, как прежде. Сердечная склонность, пробужденная заново обманчивыми, быть может, надеждами, все чаще звала его навстречу мелькнувшему однажды счастью. «Страшная жизнь», как он говорил, не притупила его героической решимости и веселого, деятельного нрава; но душа его нередко молча тосковала, и настал наконец миг, когда, по выражению майора Ларсона, птицу, утомленную дальними перелетами, тянет под благодатное небо, в надежное место, где можно свить гнездо.

Несколько раз Христиану пришлось испытать жестокую нужду, невзирая на ум и неутомимую деятельность. Жизнь путешественника — это цепь находок и потерь, нежданных удач и лихих бед. Он зарабатывал только на хлеб, торгуя зверем и рыбой и выменивая одни товары на другие, скитаясь по трудным и дальним дорогам, требующим исключительного мужества и решимости; но как ни был сговорчив, правдив и великодушен молодой барон, он все же не родился коммерсантом, и прирожденная щедрость аристократа то и дело выдавала его инкогнито.

Непредвиденные обстоятельства не раз опрокидывали самые верные его расчеты, и случилось наконец, что он был вынужден осуществить отчаянный, героический план, некогда изложенный им майору на горе Блокдаль, иначе говоря — он отправился, подобно Густаву Вазе, работать в шахтах и, подобно этому герою романической эпохи, был в скором времени признан за «чудо-рабочего», в чем были повинны отнюдь не «расшитый ворот рубахи», а властность речи и огненный взор.