Снеговик - [175]

— Господин пастор, я разоблачаю в вашем присутствии мошенника и самозванца, который с помощью чертовски хитрого вымысла намерен выдать себя за единственного наследника владений барона! Дайте ему расправиться со мной, коль скоро вы ненавидите меня, — обратился он к наследникам, — и тогда увидите, что после смерти моего барина не осталось никого, чтобы раскрыть коварные козни господина Гёфле, ибо именно он нашел этого искателя приключений и хочет помочь ему лишить вас всех законных нрав!

Если бы над присутствующими грянул гром, он бы не поверг их в такой ужас и оцепенение, как слова Юхана; но, как он и рассчитывал, растерянное молчание тотчас же уступило место гневному хору бранных слов и проклятий, заглушившему голос Христиана, от которого пастор потребовал оправданий или объяснений.

— Прогнать его! Прогнать с позором! — кричали в исступлении двоюродные братцы и племянники покойного.

— Нет, нет! — кричал, в свой черед, Юхан, поддерживаемый сообщниками, отлично понимавшими, что пробил час разоблачения и необходимо принудить мстителей к молчанию. — Заточить его в тюрьму! В башню! В башню!

— Да, да, в башню! — завопил барон Линденвальд, один из наиболее рьяных охотников за наследством.

— Нет, убейте его! — закричал Юхан, рискнув играть в открытую.

— Да, да, выбросьте его из окна! — поддержал его хор, обуреваемый дьявольскими страстями.

И в комнате, где лежал покойник, разыгралась безобразная сцена: лакеи набросились на Христиана, который не мог защищаться, так как пастор встал перед ним, прикрывая его собой и клянясь, что скорее даст себя убить, нежели позволит совершить убийство в своем присутствии.

Врач, Якоб и двое из наследников, старик и юноша, сын его, стали на сторону Христиана из уважения к пастору и из присущей им природной честности. Стангстадиус, надеясь подавить разгул страстей авторитетом своего имени и своим красноречием, бросился между дерущимися, которые пренебрегли вмешательством геолога и отбросили его на Христиана.

Таким образом, ничтожная горстка сторонников скорее мешала, нежели помогала Христиану, и его мало-помалу теснили к окну, которое Юхан, сверкая глазами и брызгая слюной, предусмотрительно раскрыл, подогревая неистовыми криками ярость и страх, опьянившие его сторонников.

При виде этого омерзительного человека, сбросившего наконец личину притворной кротости и обнажившего инстинкты тигра, пастор и врач, охваченные ужасом, почувствовали, что силы им изменяют, и отступили, чуть не упав на Христиана, в то время как двое наиболее расторопных мошенников ловко схватили его за ноги, чтобы поднять и вышвырнуть из окна. Плохо бы ему пришлось, если бы в комнату не ворвались майор Ларсон, лейтенант, капрал, Гёфле и четверо солдат.

— Повиновение закону! — крикнул майор, направляясь к Юхану. — Именем короля, вы арестованы.

И, передав мажордома капралу Дуфу, добавил, обращаясь к лейтенанту:

— Никого не выпускать!

Все умолкли, охваченные почтительной боязнью, ибо никто в этот миг не смел ослушаться облеченного властью офицера индельты; Ларсон обвел глазами помещение и увидел барона, неподвижно лежащего на кровати. Он подошел ближе, внимательно всмотрелся в него, снял шляпу и молвил — Смерть — посланница всевышнего! — а затем вновь надел шляпу, добавив: — Да ниспошлет господь прощение барону Вальдемора!

Тогда раздалось несколько голосов, требующих поддержки майора против интриганов и самозванцев; но он велел им замолчать, объявив, что хочет услышать только из уст пастора объяснение той странной сцены, которую он застал, войдя в комнату.

— Не лучше ли дать это объяснение в другой комнате? — спросил пастор Акерстром.

— Да, — ответил майор, — здесь, рядом с покойником, не место для разговора; перейдем в кабинет барона. Вы же, капрал, выпустите отсюда присутствующих по одному, но чтобы никто не остался тут и не вышел в другую дверь. Господин пастор, прошу вас выйти первым вместе с доктором Стангстадиусом и врачом барона.

Христиан указал майору на старого графа Нора и его сына, оказавших ему благородную поддержку, и тот предоставил им полную свободу и чрезвычайно учтиво расспросил их обо всем.

Несмотря на тщательность, с которой он вел расследование, майор не стал дожидаться его окончания, чтобы, уступив желанию Христиана и Гёфле, дать приказ освободить старика Стенсона, которого час тому назад отвели в башню, как с грустью засвидетельствовал Якоб. Христиан хотел сам немедленно бежать туда, но майор Этому воспротивился, не объясняя причины, и велел тотчас же отвести Стенсона домой в Стольборг и оказать ему всяческое внимание, не давая, однако, ни с кем говорить; тому, кто нарушит этот приказ, майор пригрозил самой суровой карой. Затем он распорядился заключить в замковую тюрьму, на место Стенсона, Юхана и четырех лакеев посягнувших, как показал пастор, на жизнь Христиана. Тех же, кто только бранил его, а теперь поспешно отказался от своих слов, майор сурово отчитал, пообещав отдать их в руки правосудия, если повторится что-либо подобное. Но они и не помышляли о повторении. Как ни мал был отряд, сопровождавший майора, все понимали, что он — олицетворение закона и права и в то же время — мужества и силы воли. К тому же каждому по поведению майора было ясно, что он уже дал знать о событиях в свою роту, и вооруженные солдаты могут в любой миг войти в замок.