Снег в трауре - [10]
Всякий раз, когда он думал о ней, у него возникало чувство, что Господь Бог сыграл с ней злую шутку...
– Нет, Марселен. Поздно мне думать о женитьбе. Если ты уедешь, я останусь один. И умру один. Но ты не можешь хотеть мне смерти.
– Конечно, я не хочу твоей смерти, – раздраженно сказал Марселен.
– Вот и хорошо.
Марселен почесал затылок.
– Ну тогда, если ты ни в какую не хочешь жениться, мы сделаем по-другому... Ты видишь, я все предусмотрел...
– Да, Марселен.
– Когда мы продадим дом, я уеду, а ты перейдешь к Жозефу на то время, пока я не устрою свои дела с Огаду... Тогда ты приедешь ко мне... Поселишься в моем.., доме. И мы снова заживем одной семьей... Дружно... Как братья... Ты согласен?
Он явно начал терять терпение. Он наклонился над братом, будто хотел покрыть его своей тенью, подчинить своим мыслям. Исай видел над собой блестящие глаза, диктующие свою волю. Чувствовал его горячее дыхание у себя на лице.
– Чего ты ждешь? Отвечай!
– А как же дом? Выслушай меня. Когда ты поймешь, ты согласишься со мной.
Взгляд Марселена стал жестким, отчужденным.
– Это ты должен понять, а не я. Я слишком добрый. Вожусь с тобой. А какой с тебя прок? Мозги-то все вышибло!
– Зачем ты об этом, – сказал Исай умоляющим тоном.
– А что, не нравится? Терпи. Теперь твой черед. Я тебя терпел многие годы.
– Но я не стеснял тебя. Я всегда во всем был с тобой согласен.
– Да, ты был покорным, как бревно покорно тому, кто спускает его с гор. С тех пор, как я вернулся из плена, я живу с бревном.
Мы просыпаемся, едим, работаем, снова спим. Перебрасываемся парой слов за день.
По-твоему, это жизнь? Но я все сносил. Из жалости. Именно из жалости. Я думал, ты отплатишь мне добром. Я ошибался. Болван, упрямый болван! Хватило небольшой просьбы, чтобы он уперся... Отвечай, ты дашь мне продать дом? Да или нет?
Дрожь прошла у Исая по затылку. Голова раскалывалась. Он медленно протянул руку, потрогал стену дома. Ему надо было убедиться, что дом на месте, цел, все еще принадлежит ему.
– Нет, – ответил он.
Марселен отступил назад. Губы передернуло нервной ухмылкой.
– Ну так вот! Имей в виду, – сказал он. – Я все узнал у нотариуса. Ты не можешь отказаться от раздела имущества. – При этих словах он вынул из кармана листок бумаги и сунул его Исаю.
– Мэтр Петифон мне записал. Читай:
"Статья восемьсот пятнадцатая Гражданского Кодекса: «Любой гражданин может потребовать раздела имущества, невзирая на запрет и возражения противной стороны». По-моему, все яснее ясного.
– Не знаю, – сказал Исай.
– Дом принадлежит нам обоим, и закон дает мне право, когда я пожелаю, если пожелаю, продать его и получить свою долю.
– Когда пожелаешь, если пожелаешь?
– Да. А ты выбирай. Или мы договоримся по-доброму, найдем покупателя, назначим хорошую цену и поделим деньги. Или дом пойдет с молотка, по суду.
Он бросил бумагу на стол.
– Прочти. Здесь все написано...
Исай провел рукой по холодной, шероховатой стене. Он гладил дом, как живое существо.
– Никто не может заставить человека уйти из родного дома. Ни судьи, ни нотариусы, ни полиция.
Марселен расхохотался, раскосые глаза сузились, зубы обнажились по самые десны.
– Вот дурья башка! Да кто ты такой! Кто тебя слушать станет. А будешь упрямиться, тебя упрячут, куда подальше. И не в тюрьму. а в сумасшедший дом. Давно пора!
Перед глазами мелькнула огненная вспышка. В голове кружил водоворот мыслей. Все тело содрогнулось от наполнившей его небывалой силы. Исай встал во весь рост. Занес над головой тяжелые кулаки. Изо рта рвались жалкие нелепые звуки.
– Ти.., ти.., та...
Марселен метнулся к двери, и уже оттуда крикнул:
– Что ты?
В хлеву заблеяли овцы. Исай опустил руки. Воздух отдавал горечью.
– Ты меня разлюбил, Марселен, – сказал он.
Марселен пришел в себя и выпрямился, как после прохода лавины. Он был бледен. Часто моргал глазами. Подбородок у него заострился.
– Как можно тебя любить, – еле слышно проговорил он. – С тобой же невозможно спорить. Ты не способен рассуждать здраво.
Подумай еще. Скажи, что ты согласен. И я забуду обо всем.
Наступило молчание. Дом ждал.
– Это правда, что я не могу помешать продаже?
– Если ты мне не веришь, давай пойдем вместе к нотариусу. Он тебе объяснит. Покажет в книге.
– А когда дом будет продан?
– Я еще не знаю. Мэтр Петифон должен позвонить сегодня вечером.
– Кому?
– Тому господину с севера. Он поговорит с ним о нашем доме.
– По телефону?
– Да. А завтра утром даст мне ответ.
– Значит, дом будет продан завтра утром?
– Да нет же, голова твоя садовая! – воскликнул Марселей. – Завтра утром я просто пойду к мэтру Петифону, и он скажет мне, подходит ли клиенту наш дом.
– . А если подходит?
– Надо будет дождаться его приезда, договориться обо всем. Раньше Рождества он все равно не приедет.
– А если наш дом ему не подходит?
– Тогда поищем другого покупателя.
– Это займет много времени?
– Наверное.
Исай вздохнул с облегчением. Опасность была не так близка.
– Ну что, понял теперь? – спросил Марселен.
– Понял.
– Согласен?
– Нет.
Марселен бросил на него быстрый взгляд – как чернилами брызнул. Он хотел было продолжить спор. Потом провел по воздуху рукой, будто сметал невидимую паутину, и сказал:
Кто он, Антон Павлович Чехов, такой понятный и любимый с детства и все более «усложняющийся», когда мы становимся старше, обретающий почти непостижимую философскую глубину?Выпускник провинциальной гимназии, приехавший в Москву учиться на «доктора», на излете жизни встретивший свою самую большую любовь, человек, составивший славу не только российской, но и всей мировой литературы, проживший всего сорок четыре года, но казавшийся мудрейшим старцем, именно он и стал героем нового блестящего исследования известного французского писателя Анри Труайя.
Анри Труайя (р. 1911) псевдоним Григория Тарасова, который родился в Москве в армянской семье. С 1917 года живет во Франции, где стал известным писателем, лауреатом премии Гонкуров, членом Французской академии. Среди его книг биографии Пушкина и Достоевского, Л. Толстого, Лермонтова; романы о России, эмиграции, современной Франции и др. «Семья Эглетьер» один роман из серии книг об Эглетьерах.
1924 год. Советская Россия в трауре – умер вождь пролетариата. Но для русских белоэмигрантов, бежавших от большевиков и красного террора во Францию, смерть Ленина становится радостным событием: теперь у разоренных революцией богатых фабрикантов и владельцев заводов забрезжила надежда вернуть себе потерянные богатства и покинуть страну, в которой они вынуждены терпеть нужду и еле-еле сводят концы с концами. Их радость омрачает одно: западные державы одна за другой начинают признавать СССР, и если этому примеру последует Франция, то события будут развиваться не так, как хотелось бы бывшим гражданам Российской империи.
Личность первого русского царя Ивана Грозного всегда представляла загадку для историков. Никто не мог с уверенностью определить ни его психологического портрета, ни его государственных способностей с той ясностью, которой требует научное знание. Они представляли его или как передовую не понятную всем личность, или как человека ограниченного и даже безумного. Иные подчеркивали несоответствие потенциала умственных возможностей Грозного со слабостью его воли. Такого рода характеристики порой остроумны и правдоподобны, но достаточно произвольны: характер личности Мвана Грозного остается для всех загадкой.Анри Труайя, проанализировав многие существующие источники, создал свою версию личности и эпохи государственного правления царя Ивана IV, которую и представляет на суд читателей.
Анри Труайя – знаменитый французский писатель русского происхождения, член Французской академии, лауреат многочисленных литературных премий, автор более сотни книг, выдающийся исследователь исторического и культурного наследия России и Франции.Одним из самых значительных произведений, созданных Анри Труайя, литературные критики считают его мемуары. Это увлекательнейшее литературное повествование, искреннее, эмоциональное, то исполненное драматизма, то окрашенное иронией. Это еще и интереснейший документ эпохи, в котором талантливый писатель, историк, мыслитель описывает грандиозную картину событий двадцатого века со всеми его катаклизмами – от Первой мировой войны и революции до Второй мировой войны и начала перемен в России.В советское время оригиналы первых изданий мемуаров Труайя находились в спецхране, куда имел доступ узкий круг специалистов.
Вашему вниманию предлагается очередной роман знаменитого французского писателя Анри Труайя, произведения которого любят и читают во всем мире.Этаж шутов – чердачный этаж Зимнего дворца, отведенный шутам. В центре романа – маленькая фигурка карлика Васи, сына богатых родителей, определенного волей отца в придворные шуты к императрице. Деревенское детство, нелегкая служба шута, женитьба на одной из самых красивых фрейлин Анны Иоанновны, короткое семейное счастье, рождение сына, развод и вновь – шутовство, но уже при Елизавете Петровне.
Любовь – это дар! Любовь – это чудо! Любовь – это лучшее, что дано человечеству! Иногда она бывает милой. Иногда волшебной. А иногда принимает самые уродливые формы. Но делает ее такой человек! Это поняла Светлана, сменив работу и обретя новых друзей. А может, она не права?
Она внезапно появилась, ошеломила, увлекла. Влюбила. Потому что имя ей – огонь. О такой любовнице мечтает каждый мужчина. Только не каждый может такую выдержать. Она коварна. Она способна играть со смертью. Ложь – ее стихия!… Этот роман – почти документальная повесть, которая в своей основной части протекала в Ватсапе… Потребовалось лишь немного подредактировать записи. Содержит нецензурную брань.
Лето. Кембридж. Друзья. Тусовки. Казалось бы, очередное, ничем не примечательное лето для Элизабет Джонсон, но даже одно новое знакомство способно перевернуть твою жизнь с ног на голову. И кто знает, кем может оказаться человек, с которым ты сталкиваешься в коридоре университета каждый день, и к чему порой приводит любопытство… Содержит нецензурную брань.
Весь Сосновск потрясен захватом Вали в заложницы и арестом Недельского. Вале бы немножко прийти в себя, но, как можно отдохнуть, когда впереди свадьба, беременность и поиск сокровищ, которые спрятал в своем имении старый граф.
Детектив. О женщинах и для женщин. Героиням предстоит пройти через лабиринт кошмаров и выйти из него.
Из всех сокровищ, знание всех драгоценнее, потому что оно не может быть ни похищено, ни потеряно, ни истреблено. Индийское изречение. Содержит нецензурную брань.