Снег, собаки и вороны - [11]
Называя ее «бедной», «бедняжкой», «несчастным существом», я испытывал все большую жалость к ней, говорил все громче…
Я понимал, что мучаю и пугаю его, что мои слова действуют на него, как огонь на мышь, но остановиться, сдержать себя уже не мог. Чем сильней переживал он, тем большее наслаждение испытывал я и с тем большим воодушевлением продолжал подливать масла в огонь.
Роль, которую я разыгрывал с таким упоением, переполняла меня восторгом. Забыв о том, что выбиваю из его рук последнее оружие, уничтожая все доказательства его правоты, я обращал его в настоящего убийцу. Я говорил с бесстыдным пылом, ослепляя его клинком лжи и заставляя раскаиваться и скорбеть.
А ведь я мог рассказать ему горькую правду, мог сказать, кто был любовником его жены, и, может быть, тогда ему стало бы легче… Может, он погоревал бы, помаялся, а потом снова женился — и все бы забылось… Теперь же из-за меня он всю жизнь будет нести тяжесть своей вины, будет оплакивать смерть жены, которая никогда не любила его, будет каяться в гибели ребенка, отцом которого он не был…
Беда усугубилась тем, что жители нашего почтенного и славного предместья узнали о моих речах, но наотрез отказались раскрыть Баба правду. Им было сообщено, что жена Баба умерла от преждевременных родов, и эта версия всех устраивала! Зачем сейчас, когда все уже улеглось и затихло, начинать ненужные разговоры, считали они, возводить обвинения на женщину, тревожить в могиле прах умершей?
Но женщины долго еще обсуждали случившееся. Правда, до ушей Баба эти пересуды не доходили.
Потом предметом сплетен стали другие происшествия, более интересные и важные. И о жене Баба позабыли вовсе.
…Никто не знал о событиях той ночи. Люди обсуждали и передавали друг другу то, что, сговорившись, рассказали им матушка и Афат-ханум. Они решительно скрывали правду: отец приказал. Повитуха, конечно, тоже сочла за благо помалкивать, она понимала, что наделала.
Вот почему Баба так и оставался в неведении. Он оплакивал покойницу, по вечерам в лавке долго читал Коран, предавался стенаниям и плачу…
…А тогда, на улице, в буран, я кружился вокруг Баба, как мерзкая разъяренная собачонка. Один черт знает, сколько я наговорил тогда, разыгрывая свой гнусный спектакль и гудя, как надоедливый овод.
В конце концов Баба отпустил тогда мои плечи, шагнул назад и заговорил. Эти слова я не смогу забыть до конца своей жизни.
— Жена моя добрая, жена моя чистая… Как же это так? Зачем, зачем ты возвела на себя напраслину, зачем кровь ударила мне в голову, застлала свет? Я сам не знал, что делаю… Неужели я сам, сам тебя?.. Не я ли заботился о тебе, покупал все, что нужно, чтоб не хуже других была? За что ты обошлась так со мной?..
На мгновение он смолк, потом сказал спокойно, обращаясь к самому себе:
— Значит, это все я, я сделал? Что ж теперь будет?
Я не успел еще до конца ощутить укола острого жала раскаяния, а результат действия моей лжи был налицо…
Как все вспыльчивые люди, Баба впал в возбужденное состояние. Быстро и сбивчиво говорил он сам с собой, бросая себе самые тяжкие обвинения. Потом начал бить себя по лицу, рвать волосы. А я, ничтожная букашка, совершенно подавленный, стоял в снегу, ничего не понимая и не помня. Очнулся я лишь тогда, когда Баба вдруг отпрянул от меня и быстро зашагал к абамбару. Я двинулся следом, повторяя:
— Нельзя подпускать его… нельзя подпускать…
Я вдруг рванулся и упал прямо на снег под ноги Баба, крепко обхватил их руками. Баба отталкивал меня, вырывался… Его безумный взгляд не отрывался от дымящегося отверстия абамбара, раскрытого, словно зев дьявола…
Приникнув лицом к его ногам, я только шептал:
— Если хоть шаг сделает, тогда — все. Нельзя, нельзя, надо задержать…
А Баба сверху бил меня, бил по голове, по спине, по плечам. Удары сыпались, как град камней, но я лежал, не двигаясь, не выпуская его ног… Кажется, я кричал, звал на помощь. Прибежали люди, схватили Баба, подняли меня.
У меня был разбит нос, невыносимо ныла изодранная спина. Я стоял у самого края абамбара и не мог сдвинуться с места. Стыд и раскаяние сковывали меня, не хватало духа обернуться и взглянуть в лицо Баба.
Снег сыпался на голову, я ощущал его укусы на лице и шее, меня била дрожь. Баба сам шагнул ко мне, обхватил большими сильными руками мою голову, поцеловал и залился слезами…
А я… я чувствовал себя самым несчастным существом на земле. Героические, сильные чувства, владевшие мной всего лишь несколько минут назад, улетучились и рассеялись. Теперь я ощущал себя самым презренным, ничтожным и несчастным червяком на земле.
Сломанные ветки
Ночью я проснулся. Все спали, сопение и храп наполняли комнату. Я поерзал, улегся поудобней, поближе к корси, и стал смотреть сквозь дрему, как дрожат на стене тени от веток. Под самым окном, у фонаря, росло старое тутовое дерево. Последняя буря сломала несколько толстых веток, и теперь они, как лезвия кинжалов, зловеще торчали среди нетронутой листвы.
Сколько раз мой Хадж-ага твердил, что это дерево — хорошая лазейка для воров, и все собирался отпилить толстые ветки, что нависали прямо над нашей крышей! А мне стоило только взглянуть на это дерево — и в голову так и лезли всякие истории про воров и разбойников. Этих историй мой Хадж-ага знал бессчетное множество. И когда, скажем, у нас собирались гости, Хадж-ага любил блеснуть одной-двумя, выбирая, конечно, самые страшные, и каждый раз повесть его вызывала трепет у слушателей, поражала их воображение. И каждый раз история завершалась благополучно: Хадж-ага, целый и невредимый, вырывался из лап грабителей.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.