Снег на кедрах - [101]
— А чему еще? — возразил Исмаил. — Все остальное слишком неоднозначно. Все остальное — эмоции и предположения. Лишь на факты можно опереться — эмоции тут же улетучиваются.
— Нужно следовать им, — ответила мать. — Если, конечно, помнишь, как это, если сумеешь обнаружить их в себе. Если только не замерз окончательно.
Она встала из-за стола и подошла к печке. Исмаил сидел молча, подперев лоб рукой; он вдруг почувствовал внутри пустоту, огромное, наполненное воздухом пространство, пузырь, раздувшийся и давивший на ребра. Еще до разговора с матерью он чувствовал эту пустоту, теперь она только разрослась. Что мать знает об этой бескрайней пустоте, никогда не покидающей его? Что она вообще знает о своем сыне? Одно дело ребенок, и совсем другое — взрослый человек со своими душевными ранами. Но мать ничего не знала, а он не хотел поделиться с ней, не хотел раскрыть перед ней душу. Он видел, как мать убивалась по умершему мужу — она впервые поняла, что горе может остаться внутри навсегда. Сам Исмаил уже знал — горе приходит, свивает внутри уютное гнездышко и остается. Оно питается теплом души до тех пор, пока ты не замерзаешь окончательно. Да так и живешь с этим холодом.
Когда умер отец, мать остыла изнутри, сжившись с болью утраты, которая так и не прошла. Но, даже став вдовой, не потеряла вкус к жизни, подумал Исмаил. Вот она стоит сейчас, разливает половником суп, и в ней чувствуется умиротворенность человека, верующего в божью благодать. Ей приятно вдыхать аромат, исходящий от супа, приятно ощущать тепло, идущее от печки, приятно сидеть при свече и видеть тень на стене. В кухне, единственном теплом месте в целом мире, стало темно и тихо, а Исмаил не чувствовал ничего, кроме пустоты внутри себя.
— Я несчастный человек, мама, — сказал вдруг Исмаил. — Подскажи, как мне быть.
Мать молчала. Она подошла к столу с чашкой супа и поставила ее перед сыном. Потом принесла вторую для себя и сходила за доской, батоном хлеба, сливочным маслом и ложками.
— Знаешь, — сказала она, ставя локти на стол и опуская на руки подбородок, — я давно уже заметила это.
— Что же мне делать? — снова спросил Исмаил.
— Что делать? — переспросила мать. — Я не знаю, Исмаил. Не знаю, что тебе посоветовать. Я пыталась понять, каково это — побывать на войне, вернуться без руки, жить без жены, без детей. Я пыталась понять тебя, твои чувства. Правда, пыталась. Но так и не смогла. Ведь ты не один такой, есть и другие ребята, твои ровесники, кто тоже побывал на войне, — они вернулись и стали жить дальше. Забыли о том, что было, женились, завели детей. Но ты, Исмаил, ты как будто онемел внутри. Уже сколько лет прошло, а ты все не отойдешь. Я даже не представляю, чем помочь тебе. Я молилась, говорила с пастором…
— Там, на Тараве, кое-кто из парней тоже молился, — сказал Исмаил. — Их все равно убили, мама. Тех, кто молился, убили, и тех, кто не молился, тоже. Просил ты Бога или не просил, значения не имело.
— И все-таки я молилась за тебя. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, Исмаил. Но не знаю, чем тебе помочь.
Они ели молча; засвистел чайник, стоявший на печке. Свет от горевшей свечи полукругом падал на стол с едой; через запотевшее окно виднелся снег, искрившийся в отблесках лунного света. Исмаил старался найти удовольствие в еде, в том, что сидит в тепле и со светом. Он не хотел рассказывать матери о Хацуэ, с которой мечтал соединить свою жизнь. Не хотел рассказывать о дуплистом кедре, где они с Хацуэ столько раз встречались. Он никому не рассказывал о том времени — ему стоило немалых усилий забыть о нем. А теперь, когда случился этот суд, воспоминания вновь одолевали его.
— Отец тоже воевал — во Франции, в лесах Белло, — вдруг сказала мать. — Прошли годы, прежде чем он смог это забыть. Ему снились кошмары, он страдал, так же как и ты. Но жизнь для него не кончилась.
— Он ничего не забыл, — возразил матери Исмаил. — Такое невозможно забыть.
— И все же он продолжал жить дальше, — настаивала мать, — а не мучился жалостью к самому себе.
— И я живу, — сказал Исмаил. — Вот, продолжаю его дело — газету издаю…
— Я не об этом, — перебила мать. — Я совсем не об этом. И ты прекрасно знаешь, о чем. Почему бы тебе не познакомиться с какой-нибудь хорошей девушкой? Разве можно жить одному? Ты же такой симпатичный, многие бы…
— Мама, давай не будем об этом, — остановил ее Исмаил, откладывая ложку. — Давай о чем-нибудь другом.
— О чем же? — спросила мать. — Знаешь, вот тебе мой совет — женись и заведи детей.
— Этому не бывать, — сказал Исмаил. — Это мне не поможет.
— Поможет, — ответила мать. — Еще как поможет.
После ужина Исмаил включил керосиновый обогреватель и отнес его в спальню матери. Часы деда тикали все так же, с упорным постоянством, а ведь сколько лет прошло. Исмаил вспомнил, как по субботам утром отец читал ему в постели, а он слушал под громкое тиканье часов. Они с отцом по очереди читали «Айвенго», а потом «Дэвида Копперфилда». Исмаил провел фонариком по комнате матери и заметил на кровати пуховые одеяла, слегка пожелтевшие от времени. Он с удивлением обнаружил на прикроватном столике древний проигрыватель, который раньше стоял в кабинете отца. Рядом лежала пластинка симфонии Моцарта «Юпитер» в исполнении Венского симфонического оркестра 1947 года; Исмаил тут же представил, как мать лежит в постели с чашкой чаю, наслаждаясь этой меланхолической музыкой. Он представил, как в девять вечера она слушает симфонию Моцарта.
От автора бестселлера «Снег на кедрах» — эмоционально заряженный, провокационный новый роман о девушке, утверждающей, что видела Деву Марию.Энн Холмс вовсе не кажется кандидатом для совершения открытий. Шестнадцатилетняя беглянка, своенравная и свободная, живет в лесу. Но однажды ноябрьским днем в туманном Норт-Форке штата Вашингтон к ней приходит чистая, как дневной свет, Дева Мария. И сразу же Энн становится центром всеобщего внимания.Что это — заблуждение, заведомый обман или истинный призыв к вере, предстоит решить молодому священнику Норт-Форка.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.