Снайпер - [23]

С этой землянкой расчеты пока что были закончены; Волжин перезарядил винтовку и стал наблюдать за другими.

Особенно интересовала его большая землянка, к которой сходились телефонные провода. Очевидно, это был командный пункт — какой-то штаб.

Волжин давно уже знал распорядок дня гитлеровцев: снайперу это необходимо. Час смены караулов, часы завтрака и обеда — это время, когда можно ожидать появления многих живых целей. Эти часы нельзя упускать. А возле штаба можно подловить не одного офицера.

Действительно, через несколько минут к большой землянке подкатил мотоцикл. В колясочке сидел немец в фуражке с неимоверно высокой тульей.

«Офицер связи! — решил Волжин. — Пожалуй, с важным донесением или приказом. Обычные донесения доставляют солдаты».

Волжин выстрелил, как только офицер вылез из коляски. Гитлеровец ткнулся носом в пыль, а фуражка его колесом покатилась по дороге. Вторая пуля Волжина сшибла солдата, сидевшего за рулем. Мотоцикл продолжал ровно и равнодушно потрескивать, будто ничего не случилось. Из землянки выбежал ефрейтор (видимо, штабной писарь). Его встретила на пороге третья пуля Волжина.

«Начало неплохое, — думал снайпер. — Посмотрим, что будет дальше. Штабу этому я сегодня крепко насолю! Будут помнить Ленинград!..»

В секторе Самарина находились какие-то склады. Никого там не было. Видно, Самарин скучал и злился, завидуя товарищам, выстрелы которых он слышал и ревниво считал:

«У Пересветова уже шесть. У Волжина — семь. А у меня все ноль! Просижу зря, как дурак, и вернусь ни с чем!» Он уже подумывал «примазаться» к Волжину, когда в его секторе появится сразу несколько целей. Но тут и ему улыбнулось счастье: из-за угла склада показалось пять гитлеровцев — разводящий и четверо часовых.

Самарин уложил сначала разводящего, потом одного из солдат. Трое остальных разбежались в разные стороны. Двоим удалось скрыться за землянку, третий не успел — пуля Самарина свалила его.

Остававшиеся в землянках гитлеровцы долго не могли понять, что творится вокруг. Они преспокойно выходили по одному, по два и тоже гибли от снайперских пуль. Так продолжалось почти час.

Но вот послышался вой немецких мин, и пулеметные очереди стали срезать листву с молодых дубков. Снайперам пришлось залечь на дно окопа.

Командир полка не дал в обиду своих снайперов: по гитлеровским пулеметам и минометам ударили полковые пушки. Завязалась артиллерийская перестрелка.

Переждав огневой налет, снайперы сменили свои позиции и принялись снова подкарауливать гитлеровцев. У себя в тылу фашисты вынуждены теперь были передвигаться перебежками и даже ползать на животе.

К штабной землянке сходились четыре провода: два синих и два красных. Глядя на провода., Волжин придумал кое-что. Не спеша, как можно точнее прицелился он в красный провод, выстрелил и с удовлетворением увидел, что пуля перерезала провод, — концы его поползли по земле, как красные черви. Потом он сделал такой же выстрел по синему проводу — и по земле поползли синие черви. Два выстрела, и с проволочной связью было покончено. Теперь оставалось только поджидать связистов, которые должны выйти на линию, чтобы восстановить связь.

Долго никто не показывался. Потом Волжин увидел осторожно ползущего немца с катушкой провода. Связист недалеко уполз — он двигался только до того момента, как Волжин на, жал спусковой крючок…

Под вечер разведчики, прикрывавшие тыл снайперов, сообщили, что из траншеи немецкого переднего края движется к лесной посадке до взвода гитлеровцев. В то же время сам Волжин увидел, как из дальних землянок выбежало несколько десятков фашистов, которые, развертываясь в цепь, направились тоже сюда. «Клещи» налаживают!»— понял Волжин.

Подобный случай был, конечно, предусмотрен командованием, пославшим снайперов в тыл врага. Волжин знал, что нужно было делать. Под прикрытием дубков он быстро отвел свой отрядик в полуразрушенный дом, стоявший несколько поодаль. Снайперы засели на чердаке, откуда прекрасно видны были обе группы врагов.

«Клещи» постепенно сжимались. Не зная, сколько русских скрывается в окопах на лесной посадке, фашисты продвигались очень медленно и осторожно.

Стреляя через проломы в крыше, снайперы стали бить гитлеровцев на выбор. Все внимание врагов было приковано к окружаемой ими лесной посадке. Они с хода обстреливали ее из винтовок и автоматов и за своей трескотней не слыхали выстрелов со стороны полуразрушенного дома. Видимо, приказ им дан был строгий, категорический: несмотря на значительные потери, они упрямо продолжали сжимать свои «клещи».

Вот, наконец, они добрались до лесной посадки, вошли в нее, скрылись за дубками. И тогда по лесной посадке ударили наши тяжелые минометы. Сплошная туча разрывов накрыла ее…

Облава на русских снайперов стоила полковнику Липпе не менее полуроты. А снайперы под грохот начавшейся канонады спокойно сидели на чердаке, дожидаясь наступления темноты.

Отход их был тоже тщательно продуман. В 21.00 наши полковая артиллерия и минометы произвели мощный огневой налет на немецкую траншею. Сосредоточив огонь на узком участке, полковник Зотов хорошо расчистил дорогу своим снайперам: все живое на пути их отхода было или уничтожено или подавлено. Снайперы и разведчики бежали по свежим, еще дымящимся воронкам. В том месте, где им предстояло перебраться через вражескую траншею, траншея эта была основательно разворочена несколькими прямыми попаданиями снарядов. Тут из какой-то норы выполз гитлеровец и выстрелил в Пересветова. Тот обернулся — и никого, конечно, не увидел в темноте. Искать фашиста было некогда. Пересветов побежал дальше, стараясь забыть о боли в плече.