Снадобье - [3]
– А ведь брат Красноглазый мастер бить. Пары оплеух тому наверняка хватило, – неожиданно развеселился Горбун.
– Да его, подлую кость, разве застращаешь? Бей не бей, а он свое: «Жаль мне тебя, очень жаль!»
– А что жалеть такого негодяя? Бить его нужно! – заметил седобородый.
Дядя Кан бросил на него презрительный взгляд:
– Оглох ты, что ли? Ведь он что сказал: «Жаль мне тебя, Красноглазый!»
Лица слушателей вдруг застыли, разговоры оборвались.
Молодой Хуа между тем покончил с рисом. Он наелся так, что весь вспотел, а от головы даже пар шел.
– Он жалел Красноглазого? Рехнулся он, вот что! – воскликнул седобородый, словно его осенило.
– Рехнулся! – повторил молодой человек в углу, как будто тоже вдруг прозрел.
Снова все оживились, заговорили, засмеялись. Раздирающий кашель молодого Хуа слился с общим шумом.
Дядя Кан подошел к нему, похлопал его по плечу и сказал:
– Дело верное! Ты не будешь так кашлять. Ручаюсь!
А Горбун все повторял, кивая головой:
– Рехнулся!
IV
Земля у городской стены за западными воротами была казенной. Здесь вилась тропинка, протоптанная теми, кто выбирал кратчайший путь. Она образовала естественную границу: по левую сторону от нее хоронили казненных и умерших в тюрьме, по правую – бедняков. Могилки стояли так тесно, что едва не громоздились одна на другую, как круглые пампушки, которые пекут в богатых семьях ко дню рождения.
День Поминовения в том году выдался на редкость холодным. На тополях и ивах появились крохотные, в половину рисового зернышка, листики.
Только рассвело, а старуха Хуа уже стояла над свежей могилой справа от тропинки. Она успела принести жертву: четыре блюдечка с овощами и чашку с рисом, и всплакнуть. Сожгла жертвенные деньги из фольги, села на землю и застыла, будто в ожидании чего-то, а чего, она и сама не знала. Слабый ветер трепал ее короткие волосы, ставшие совсем белыми с прошлого года.
На тропинке показалась женщина, тоже седая, в рубище. С измятой круглой корзинки, когда-то, видимо, покрытой красным лаком, которую она держала в руках, свисала нитка с нанизанными жертвенными деньгами. Женщина делала два-три шага, потом отдыхала. Почувствовав на себе взгляд старухи Хуа, она остановилась и начала переминаться с ноги на ногу. На ее мертвенно-бледном лице отразился мучительный стыд. Наконец, решительно сдвинув брови, она подошла к могиле по левую сторону тропинки и опустила корзинку на землю. Эта могила была почти рядом с могилой молодого Хуа, их разделяла только тропинка.
Глядя, как женщина расставляла четыре блюдечка с овощами и чашку с рисом, как, плача, сжигала жертвенные деньги, старуха подумала:
«Значит, и у нее здесь похоронен сын».
Но вдруг женщина испуганно оглянулась, руки и ноги у нее задрожали. Шатаясь, она попятилась, с ужасом уставившись на могилу. Боясь, как бы она не сошла с ума от горя, старуха Хуа не выдержала, поднялась и шагнула через тропинку.
– Не надо так убиваться. Пойдем отсюда, – тихо сказала она.
Женщина кивнула головой, не в силах оторвать глаз от вершины могилы, и почти шепотом, запинаясь, проговорила:
– Погляди, погляди, что это там?
Старуха Хуа посмотрела в указанном направлении, но не увидела ничего, кроме жалкого холмика из комков желтой земли, еще не заросшей травой. Но вот она перевела взгляд повыше и тоже испугалась: там лежал венок из красных и белых цветов.[4] И хотя зрение у женщин ослабело с годами, обе ясно разглядели цветы. Их было немного, красных и белых, сплетенных в круг, не пышный, но очень ровный.
Старуха Хуа оглядела могилу сына и другие могилы – лишь кое-где, несмотря на холод, распустились мелкие голубые цветочки. Какое-то безотчетное чувство пустоты и неудовлетворенности овладело ею.
Та, другая мать, подошла совсем близко к могиле и, пристально вглядываясь в цветы, заговорила сама с собой:
– Откуда же они взялись? Сами расцвести не могли – у них нет корней. Кто же был здесь? Дети сюда играть не прибегают. Родственники давно уже перестали ходить.
Она постояла в раздумье, и вдруг из глаз у нее покатились слезы.
– Сын мой, Юй-эр, – произнесла она во весь голос, – ведь тебя казнили невинного, несправедливо. Тебе этого не забыть, не одолеть свою скорбь. Ты сегодня и подал мне знак? Явил чудо?
Но, оглянувшись вокруг, она увидела только черного ворона на голой ветке.
– Я все поняла! Сын мой! Сжалься над теми, кто тебя загубил. Небу ведомо все, и рано или поздно их ждет возмездие. Спи спокойно. Если же ты здесь и слышишь меня, подай мне знак, пусть этот ворон слетит на твою могилу.
Ветерок стих. Прошлогодняя трава выпрямилась, точно натянутая струна. Каждая травинка, казалось, стонала, и слабый этот стон становился все тише, пока наконец не смолк совсем. Наступила мертвая тишина. Обе матери стояли среди высохшей травы и смотрели на ворона, который сидел на голой ветке нахохлившись, неподвижный, будто отлитый из чугуна.
Прошло немало времени. Народу на кладбище все прибывало. Старые и молодые проходили между могил.
Старуха Хуа вдруг почувствовала облегчение, будто сбросила с себя тяжелую ношу.
– Не пойти ли нам по домам? – предложила она.
Другая мать вздохнула, собрала посуду с жертвенной пи-Щей, помедлила еще немного и наконец потихоньку пошла, не переставая бормотать:
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.«Подлинную историю А-кью», повесть о душе китайского народа, следует отнести к высшим достижениям мировой литературы ХХ века. Ирония автора, безупречный юмор, несоответствие возвышенного тона повествования ничтожной сущности происходящего производит комический и страшный эффект. На всем облике А-кью лежит отсвет печали самого Лу Синя.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.В письме своему другу Лу Синь писал о «Записках сумасшедшего»: «Некогда говорили, что Китай всеми своими корнями связан с учением о морали и добродетели. Последнее время подобные взгляды получили широкое хождение. Если исходить из этого, то чтение истории дает возможность легко решать многие вопросы. Потом я как-то случайно просматривал „Всеобщее зерцало“ и понял, что китайцы все еще остаются нацией людоедов.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.«Вдохновило меня, пожалуй, сочувствие к энтузиастам-борцам. Мысль у них была верная, но они были одиноки. Вот я и подал свой голос им в помощь… В своих произведениях я старался избежать всего мрачного и озарить их проблеском надежды. Так появились тс четырнадцать рассказов, которые позже вошли в отдельный сборник „Клич“.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.«Рассказ о волосах» в известной мере автобиографичен. При создании образа господина X. прототипом Лу Синю служил его прямой начальник в министерстве просвещения.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.