Смысл жизни человека: от истории к вечности - [33]

Шрифт
Интервал

И все же сам Гегель вряд ли согласился бы с марксистским превращением мистерии Духа в естественно-исторический, материально обусловленный процесс. Такую трансформацию он посчитал бы «рассудочной», а рассудочное мышление видит «существующее», а не «действительное», которое под силу только «разумному» подходу.243 Подмена действительного существующим (разумного рассудочным) чревата, по Гегелю историческими сюрпризами и, часто, самыми неприятными: «…Во всемирной истории благодаря действиям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о которых они непосредственно знают и которых они желают».244 И все-таки, разум, свобода совершают в истории свое триумфальное шествие. Такова «хитрость разума», обращающая произвол (оказывающийся, тогда, мнимым) в необходимость. Так и через великих людей истории мировой Дух «стучит в дверь современности»; они и не подозревают, что являются орудиями в его руках. Отсюда, человек «из народа», в каком-то смысле, свободнее великой личности. И все же, осуществление необходимости не препятствует свободе человека как такового. Противоречие между ними – не формально-логического, а диалектического свойства, то есть плодотворно, результативно, «снимается» практикой. И злу также принадлежит определенная позитивная функция; оно соучаствует в прогрессе, как инстанция, которую необходимо преодолеть на пути восхождения к свободе. Происходит «омоложение» духа, по Гегелю, помогающее все более полному и глубокому пониманию смысла его развития, содействующее превращению исторической необходимости в свободу.

Сфера практического разума, свободы была также отправной точкой всех размышлений о человеке И.Г.Фихте.

Философия, по Фихте, и как она была задумана Кантом, должна и может быть строгой наукой, обладающей системным видением собственного объекта. Предпосылка «практической» философии – наука о науке, или «наукоучение». Ее первопринцип должен лежать в фундаменте сознания, а не принадлежать к эмпирическим определениям познавательной сферы. Сущность сознания, по Фихте, это самосознание: «Я есмь Я». В акте самосознания совпадают процесс и продукт, субъект (активное и рождающее) и объект (пассивное, порожденное). В акте самосознания «Я» полагает само себя; активнопрактическое «полагает» отличает субъективно-идеалистическую позицию Фихте от близких рационалистических представлений Декарта и Спинозы. Очевидность самопознания коренится, таким образом, не в природе человека, а в его свободе как форме бытия мыслящего существа. Декартовское «cogito, в интерпретации Фихте – не аксиома, а действие, акт свободы. Самоотождествленность «Я» не дается природой, а создается человеком, для которого важным является самоопределение, выход на последнюю цель собственного существования: «… вся философия… не имеет в виду никакой другой цели, как только ответ…на последний, высший: каково назначение человека вообще и каким средством он может вернее всего его достигнуть…».245 Философия должна ответить на вопрос: в чем состоит смысл жизни «высшего, самого истинного человека» – ученого, то есть человека в аспекте его сущности – разумности.

Фихте соглашается с основным принципом этики Канта: человек есть сам по себе цель и не может восприниматься только как средство. Как существо природно-разумное, человек определяется «другим», а как существо разумное – самим собой. Здесь корень свободы человека, понимаемой как принцип его тождества с самим собой: «Последнее определение всех конечных разумных существ есть поэтому абсолютное единство, постоянное тождество, полное согласие с самим собой».246

Человек, по своей сущности свободен, и свобода же – цель его стремлений. Возникает диалектический круг, выражающий смысл жизни человека: «он должен быть тем, что он есть».

«Я равно Я» и «Я не равно Я» различны как потенция и акт, но совпадают в сущности самого «Я», всегда равного и неравного самому себе. (Многочисленные психологические концепции человеческой самореализации имеют подобную диалектическую основу, перерастающую рамки формальной логики).

«Я»действует и созерцает это действие (вспомним М.К. Мамардашвили: «отойдем и поглядим, хорошо ли мы сидим»). Непосредственное созерцание возможно в акте интеллектуальной интуиции. Кант, как известно, интеллектуальное созерцание, так как оно было бы само созерцанием творца мира – Бога. То, что Кант считал присущим только божественному интеллекту, у Фихте – атрибут «Я». Так обозначается субъективно-идеалистический характер учения Фихте, снимающего различие между человеческим и божественным интеллектом. Излишней оказывается кантовская «вещь-в-себе»: вне «Я» нет ничего, что определяло бы его деятельность. «Я» – самозаконодательно. Кроме основоположения «Я полагает само себя» (тетического, как выражается Фихте: от «тезис»), существуют синтетическое, в котором Я полагает свою противоположность (не Я) и синтетическое, в котором эти противоположности связываются вместе.

С одной стороны, Я выступает как определяющее, деятельное начало (тетика), с другой стороны, – как определяемое «не – Я», страдательное начало (антитетика). В синтезе совмещаются деятельность и страдание, взаимограничивающие и взаимоопределяющие начала. Если Я определяется через не-Я (субъект определяется объектом) – это теоретическое отношение; если не-Я определяется Я – это практическое отношение, когда объект определяется субъектом. Взаимосмена этих отношений обусловлена способностью продуктивного воображения, связывающего теоретическую и практическую функции Я.


Рекомендуем почитать
Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Марсель Дюшан и отказ трудиться

Книга итало-французского философа и политического активиста Маурицио Лаццарато (род. 1955) посвящена творчеству Марселя Дюшана, изобретателя реди-мейда. Но в центре внимания автора находятся не столько чисто художественные поиски знаменитого художника, сколько его отказ быть наёмным работником в капиталистическом обществе, его отстаивание права на лень.


Наши современники – философы Древнего Китая

Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.