Смятение чувств - [37]

Она завершила эту речь решительным кивком и, не дожидаясь ответа, энергичной походкой вышла из комнаты, предоставив Лидии следовать за ней вниз по лестнице в холл, где ее ожидала собравшаяся публика Прощание было непродолжительным. Мистер Шоли, заключив свою дочь в медвежьи объятия, наказывал Адаму, наполовину шутливо, наполовину свирепо чтобы тот хорошенько заботился о его дочери; леди Линтон скорбно выразила надежду, что Адам будет счастлив; Шарлотта и леди Оверсли обливались слезами, а Лидия, судорожно обнимая Адама, прошептала:

– У меня нет к ней ненависти! Нет!

А джентльмены, присутствовавшие на свадьбе, принесли грубовато-добродушные поздравления, сдобренные рекомендацией не давать лошадям застаиваться.

Легкий фаэтон, один из свадебных подарков мистера Шоли, уже стоял у двери, запряженный гнедыми, с гербом Линтонов, изображенным на дверцах, и роскошным чехлом на козлах; следом подали повозку для слуг милорда, служанки миледи и всего багажа; а завершающим штрихом, придававшим особый блеск, стала пара верховых в ливреях.

Адам помог жене сесть в фаэтон и, задержавшись, лишь, чтобы перемолвиться словом с Броу, последовал за ней; ступеньки подняли, дверь закрылась, и под прощальные возгласы и взмахи платков экипаж двинулся вперед. Поскольку для путешествия выбрали форейторов, козлы под этим великолепным чехлом были не заняты, так же как и сиденье для слуги позади экипажа – Адам успешно противостоял попыткам мистера Шоли навязать ему двух лакеев.

Экипаж обогнул угол площади, и, после того как толпа на мощеном тротуаре скрылась из виду, Адам отвернулся от окна и улыбнулся Дженни:

– Ну, пусть твой отец говорит что хочет, но я считаю, что у нас была замечательная свадьба, а ты? Ты очень устала от всего этого?

– Да, я измотана, – призналась Дженни, – но, наверное, не так, как ты.

– Ерунда!

– Ты измотан до крайности, я это знаю. Помимо всего прочего, тебе, пришлось сделать гораздо больше, чем мне. Мне остается только надеяться, что тебя не укачает в этом экипаже!

Он рассмеялся:

– И я тоже надеюсь. А тебя – как ты думаешь?

– Вообще-то, думаю, вполне может. Его так раскачивает. Я, наверное, к нему привыкну, но если нет – пожалуйста, не говори об этом папе. Он так расстроится, потому что его специально сделали к этому дню.

– Когда мы съедем с булыжников, будет легче. Откинься назад и закрой глаза! Ты взяла с собой нюхательную соль?

– У меня ее вообще нет. А впрочем, есть! Ужасный флакон, свадебный подарок от миссис Кворли-Бикс. Думаю, она еще до того имела его при себе, потому что не могла ведь она предположить, что он мне хоть как-то пригодится.

– Неблагодарная девчонка! Неужели ты его забыла?

– Да, но ничего! Я скоро привыкну.

Это, похоже, было правдой, поскольку, проведя какое-то время с закрытыми глазами, она затем открыла их и немного повернула голову, изучая профиль Адама. Вначале он не заметил ее пристального разглядывания, мысли его витали далеко от нее, а его рассеянный взгляд был устремлен на меняющийся ландшафт; но спустя несколько минут, как будто внезапно осознав, что за ним наблюдают, он посмотрел на Дженни.

Видение неземной прелести исчезло. Перед ним, пухлая и немного простоватая, сидела реальность, в модной длинной мантилье и шляпке с полями козырьком и закрученными страусовыми перьями, которые создавали несообразное обрамление для круглого розового лица, примечательного разве только своей решимостью. Отвращение на какой-то момент лишило его дара речи, но, когда глаза его встретились с глазами девушки, он увидел в них тревогу, и его настроение сменилось на сочувственное. По каким бы мотивам она ни согласилась на сделку, заключенную ее отцом, она не выглядела счастливой. Он считал ее положение худшим, чем свое собственное. Выгода, извлекаемая им из этой женитьбы, была весомой; если она искала продвижения по общественной лестнице, то он, рожденный в высшем обществе и относящийся как к само собой разумеющемуся к привилегиям, которыми обладал от рождения и, согласно титулу, считал, что она найдет свое вознесение в сословие пэров стоящей вещью. Если же честолюбивые устремления отца вынудили ее к браку без любви, она заслуживала большей жалости. Он в самом деле жалел ее и, вынужденный ободрять, забыл про собственную сердечную боль. Как это сделать, он не знал и мог лишь улыбнуться ей и взять ее руку в перчатке в свою, сказав бодро:

– Вот так-то лучше! Ты спала? Ее рука на какой-то момент задрожала, но она ответила ровным голосом:

– Нет, но мне уже лучше, спасибо. Я хотела бы поговорить с тобой, если можно.

Завладев ее рукой, он не мог решить, что с ней делать или как от нее избавиться. Она решила за него эту проблему, спокойно убрав ее. Он насмешливо переспросил:

– Если можно? И что же ты собираешься сказать такого, если на это требуется мое разрешение, глупенькая ?

Она натянуто улыбнулась:

– О нет! Просто тебе, возможно, не хочется… я не уверена, но, по-моему, нам нужно обсудить наше… наше положение. Я не раз хотела это сделать, но нам так редко выпадал случай остаться наедине. И возможно, ты счел бы, что мне это не пристало. В этом я тоже не уверена, потому что я еще не вполне знакома с тобой и, хотя очень стараюсь следить за этим, знаю, что у меня несдержанный язык – меня всегда бранили за это в пансионе у мисс Саттерли!