Смутные времена. Владивосток, 1918-1919 гг. - [27]
Вновь раздался гвалт, еще более сильный и алчный, чем обычно, требующий, чтобы его потопили в спиртном. Люди мстили за песню.
В нашей ложе сидели две танцовщицы, обычно снисходительные ко всем и вся, я считал их своими верными подругами. Они почти набросились на меня, шипя:
— Ты смотрел на нее, ты на нее смотрел… Почему ты так на нее смотрел?
— Она великолепно поет, — ответил я.
Тогда они стали говорить, то перебивая друг друга, то одновременно, говорили с ненавистью, со злостью… Да, хорошо, хорошо, пела она неплохо, да, неплохо, это правда. Но разве это оправдывает ее гордость и надменность? Они приняли ее словно подругу. Хотели объяснить ей, кто из посетителей был особенно щедр и как вести себя с ними… И наверно, она не прислушалась к ним, не поблагодарила? Нет. Для нее они не существовали.
А потом она выбрала этот столик, за которым никто и никогда не сидел. Неплохо, мадам.
Девушки перегнулись за выступающий край ложи и закричали:
— Иди сюда! Иди быстрее! Василий собирается ее пригласить.
Василий был управляющим, невысокого роста, очень толстый, с внушительными мускулами под слоем жира. Я видел, как он одной рукой выбрасывал на улицу пьяниц, представлявших опасность, как тяжелой пощечиной приводил в себя танцовщиц. Он что-то шептал на ухо Лене, положив руку ей на затылок.
— Он хочет, чтобы она села за чей-то столик, а она отказывается, — говорили девушки. — Если она не пойдет сама, то он потащит ее силой. Дура! Она его не знает… Вот увидишь, вот увидишь…
Ничего я не увидел. Лена села за столик рядом с тремя бородатыми торговцами с лицами и манерами празднично одетых мужиков. Одна из моих знакомых сказала мне срывающимся голосом:
— Они просят ее спеть… Уже подали знак Сереже.
Сережа — это пианист. Он начал играть ту же мелодию. Из ложи я не мог видеть лица Лены, но я видел ее спину, прямую, натянутую, словно струна, которая вот-вот лопнет. Однако когда она запела, в ее голосе было столько же силы, чистоты и боли, как и в первый раз.
Торговцы слушали ее, склонив обхваченные руками головы. Потом они налили ей шампанского. Она отказалась.
— Что она о себе возомнила? — шептались другие девушки. — Она здесь для того, чтобы пить самой и делать так, чтобы пили другие. Только для этого она и нужна. Как все остальные. А, смотри!
Подошел Василий. Лена подняла свой бокал и выпила его залпом. Потом второй, третий… Торговцы пришли в восторг, в полное изумление. Возгласы восхищения. Стук каблуков по полу. Хлопки по спине. И они запустили руки в карманы. Лена оставила столик и вышла из зала.
Одна из девушек побежала, чтобы разузнать новости. Возвращаясь, она качала головой, пожимала плечами, бормотала что-то себе под нос. Она была в растерянности. Торговцы отправили Лене поднос, усыпанный рублями. Василий забрал себе половину и разрешил Лене на этот раз покинуть зал.
Лена не имела большого успеха. Нравилась она только русским. Иногда это были грубые князьки от торговли. Иногда одинокий мужчина с глазами, полными отчаяния.
Но в эти моменты шампанское и деньги расточались столь щедро, что все заметили, как Василий проникся чем-то вроде уважения к Лене. Пила она много, но почти не менялась. Разве что иногда она выкрикивала очень грубое ругательство или делала что-нибудь вызывающее, лихое.
Иногда она присаживалась рядом с мужчиной, которого только что оскорбила, и страстно целовала его в губы. Иногда она уходила с ним.
Я наблюдал за ней издалека. Чтобы внушить любовь, она была мало привлекательна. Но во всем остальном ее гордость, резкие смены настроения меня пугали и смущали. Она не была похожа ни на одну девушку. Ее голос волновал. В этом заведении она была интересным, редким, интригующим объектом для наблюдения. Но на расстоянии.
Вагон был загружен, опечатан и прицеплен к товарному составу. Но со следующего утра мне предстояло начать новые поиски. Трудности, смертельная тоска, кули, взятки — для чего все это было нужно, черт возьми! Для чего? Не исключено, что в Чите, благодаря полковнику без ноздрей или другому своему бандиту, Семенов захватит наш вагон. Для кого я работал? Для атамана.
Я вышел из саней у «Аквариума» в самом ужасном расположении духа.
В углу, под портиком, стояла какая-то женщина. Ее лицо периодически освещалось клубами табачного дыма. Я узнал Лену.
Когда прошел рядом с ней, она неожиданно меня спросила:
— Это правда, как все говорят, что ты очень хорошо говоришь по-русски?
Она сделала ударение на «ты», здесь был и вызов, и усилие.
— Вам сказали правду, — ответил я.
Но я никак не выделил голосом «вы». Лена подошла ко мне так близко, что ее зажженная сигарета чуть не обожгла мне веки.
— К чему это ваше «вы»? — спросила она со злостью.
Я сказал, что ничто не позволяло мне проявлять в отношении нее фамильярность. Я видел ее издалека и знал о ней только то, что она поет.
Какое-то время она колебалась, а потом сразу, на одном дыхании проговорила:
— Вы не смеетесь? Во Франции так принято обращаться ко всем, ко всем людям?
«Люди», «ко всем людям» она произнесла эти слова шепотом.
В ее шепоте не было ни жалобы, ни упрека, а только безграничное удивление. Страна, где к мужчинам и женщинам, голодным, выполняющим тяжелую работу в поле, в мастерских, на фабриках, в шахтах, ко всем мужчинам, ко всем женщинам с мозолистыми, безобразными руками — к ним обращались как к богатым, офицерам, чиновникам, полицейским? Тогда как здесь…
«Экипаж» – роман об авиаторах первой мировой войны.Жан Эрбийон отправлялся на фронт. Он смотрел на едущих с ним солдат и любил их за их страдания, и в особенности за тот отпечаток, что смерть накладывает на лица тех, кого она поджидает. Поскорее бы добраться до эскадрильи! Еще год назад его юная гордость, жажда славы и риска были для него целью существования. А теперь, став дипломированным воздушным наблюдателем, он горел желанием занять место среди сверхлюдей, как он себе их представлял, и был уверен, что сумеет доказать, что он их достоин.
Оба произведения члена Французской Академии Жозефа Кесселя (1898–1975), впервые переведенные на русский язык, – о трагедии любви и странностях человеческих отношений.Роман «Дневная красавица» получил вторую жизнь благодаря одноименному фильму режиссера Луиса Бунюэля, где в главной роли снялась французская киноактриса Катрин Денев. В романе «Яванская роза» – та же тема трагической любви и разрушительной страсти.
Книга составлена из трех произведений известных французских писателей о любви.Главная героиня романа М. Ферри «Любовница авантюриста», втравленная в авантюру своим возлюбленным, становится жертвой его игры.Второе произведение, включенное в книгу, — роман Ж. Кесселя «Дневная Красавица». Автор исследует проблему разлада между сердцем и плотью, между любовью и чувственным инстинктом.В книгу вошла также повесть Ф. Саган «Сказочные облака», проникнутая тоской по настоящему чувству.
«Лев» – романтическая история о девочке и африканском льве – бестселлер современной французской литературы, который выдержал сенсационный для Франции тираж 1 миллион экземпляров.
Опубликовано в журнале "Иностранная литература" № 4, 1970Из подзаглавной сноскиЖозеф Кессель — известный французский писатель, академик. Будучи участником Сопротивления, написал в 1943 г. книгу «Армия теней», откуда и взят данный рассказ.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Шарль де Костер известен читателю как автор эпического романа «Легенда об Уленшпигеле». «Брабантские сказки», сборник новелл, созданных писателем в молодости, — своего рода авторский «разбег», творческая подготовка к большому роману. Как и «Уленшпигель», они — результат глубокого интереса де Костера к народному фольклору Бельгии. В сборник вошли рассказы разных жанров — от обработки народной христианской сказки («Сьер Хьюг») до сказки литературной («Маски»), от бытовой новеллы («Христосик») до воспоминания автора о встрече со старым жителем Брабанта («Призраки»), заставляющего вспомнить страницы тургеневских «Записок охотника».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.