Смута в России. XVII век - [7]

Главным в этот момент оказалось то, что все должны были непременно видеть, что избрание Бориса Годунова произошло не по желанию людей, а по Божьему промыслу. Важно это было и для самого Бориса Федоровича, не соглашавшегося принять царский престол только из рук сестры. Более того «государев шурин и ближней приятель» в ответ на обращение и мольбы к нему был непреклонен и клятвенно, «со многими слезами и рыданием» утверждал: «Не мните себе того, еже хотети мне царьствовати, но ни в разум мой прииде о том, да и мысли моей на то не будет. Как мне помыслити на таковую высоту царьствия и на престол такого великого государя моего пресветлого царя»[27]. Действительно, не один Борис Годунов понимал, что должны быть очень веские причины передачи царского трона от князей Рюриковичей к боярам Годуновым. Он и сам предлагал избрать более достойных, чем он. Только все понимали как могли быть далеки подобные предложения многолетнего правителя царства от его истинных желаний.

И здесь трудно переоценить услугу, оказанную в дни царского избрания патриархом Иовом. Он нашел в книгах священного писания все необходимые обоснования и освободил Бориса Годунова от ненужных клятв в том, что тот не дерзает взойти на осиротевший престол. Как и все, и даже лучше других, он должен был видеть, что происходило с Борисом Годуновым. Но с патриарха был больший спрос, к нему приходили люди за советом и не сдерживались в обличениях явного стремления правителя к овладению царским троном: «что, отче святый, новотворимое сие видеши, а молчиши? — И совесть сердца его, яко стрелами устрелено бывайте и не могий что сотворити, еже семена лукавствия сеема видя»[28].

Дело царского избрания решили провести «всею землею», отсрочив заседание собора представителей всех чинов Московского государства «до Четыредесятницы», то есть до окончания 40-дневного траура после смерти прежнего царя. За это время в Москву должны были съехаться представители из разных городов — «весь царьский сигклит всяких чинов, и царства Московского служивые и всякие люди». Им предстояло участвовать в выборах будущего царя или, точнее, в его «предъизбрании», потому что без явных знаков Божественного одобрения, даже общего соборного признания было недостаточно. На соборе, по разным подсчетам, собралось около 500–600 человек, имена которых известны как из перечисления в самой Утвержденной грамоте, так и из подписей («рукоприкладств») на обороте.

Основные споры у историков вызывает характер соборного представительства, относящийся к более общей проблеме законности царского избрания. В.О. Ключевский первым отнесся к земскому собору 1598 года, как правильно избранному и показал его принципиальное новшество — «присутствие на нем выборных представителей уездных дворянских обществ». Как обычно, он выразил свою концепцию в афористичной манере: «Подстроен был ход дела, а не состав собора»[29]. С.П. Мордовиной в специальном исследовании об «Утвержденной грамоте» удалось уточнить многие детали созыва собора. Она оспорила мнение Ключевского о наличии на соборе выборного дворянского представительства и показала, что столичные служилые люди — стольники, стряпчие, московские дворяне (кроме одного чина — жильцов) были представлены на соборе по принципу «поголовной мобилизации», а выборные дворяне из «городов» тоже служили в это время в столице[30]. Другой исследователь истории избирательного собора 1598 года А.П. Павлов все-таки склонен видеть в его составе сочетание «чиновно-должностного» и «территориально-выборного» принципов представительства[31]. В любом случае у историков нет сомнений в правомочности собора, а разговоры о попытке правителя Бориса Годунова оказывать прямолинейное давление на его решения остаются разговорами.

Земский собор с участием патриарха, Освященного собора, Боярской думы и сословных представителей открылся 17 февраля 1598 года: «Февраля в 17 день, в пяток на мясопустной неделе, святейший патриарх московский и всеа Русии, велел у себя быти на соборе о Святем Дусе сыновей своим пресвященным митрополитом, и архиепископом, и епископом, и архимаритом, и игуменом, и всему освященному собору вселенскому, и боляром, и дворяном, и приказным и служилым людям, всему Христолюбивому воинству, и гостем, и всем православным крестьяном всех городов Росийского государьства»[32]. На соборе снова возникла одна-единственная кандидатура Бориса Годунова, о которой только и говорил патриарх Иов: «мысль и совет всех единодушно, что нам мимо государя Бориса Федоровича иного государя никого не искати и не хотети».

Права Бориса Годунова на престол обосновывались помимо всего прочего благословением на царство, якобы, полученным правителем государства от царя Ивана Грозного и его сына Федора. Обращение к авторитету прежних царей понадобилось в соборных заседаниях для того, чтобы доказать «богоизбранность» власти будущего царя Бориса. В «Соборном определении» об избрании Бориса Годунова говорилось: «тако и Бог предъизбра; на нем же бо и обоих царей благословение бысть, царево бо сердце в руце Божии, еже цари рекоша, сие Бог благоизволи