Смута в России. XVII век - [31]

.

В ответ 4 июля 1604 года князь Константин Острожский (в переписке с Москвою он использовал крестильное имя Василий) прислал «в почесть» патриарху хрустальный крест, однако он уже ничего не мог поделать с интересовавшим московское правительство беглым чернецом Григорием Отрепьевым. Тот не только давно покинул киевские земли, но и нашел себе таких покровителей, справиться с которыми князю О строже кому было уже не под силу, даже если бы он этого захотел. В Московском государстве опоздали. Разоблачительные свидетельства, привезенные Афанасием Пальчиковым, уже мало кого могли интересовать. Безвестный московит нашел так долго чаемую им поддержку своей легенды о спасенном царевиче у князей Вишневецких и сандомирского воеводы Юрия Мнишка. Они обеспечили ему родственную поддержку. Бывший чернец Григорий смог получить тайную аудиенцию у самого короля Речи Посполитой Сигизмунда III и был обласкан папским нунцием Клавдием Рангони. После таких встреч личные мечтания Григория Отрепьева становились фактором политики и отношений двух давно противостоявших друг другу государств — России и Речи Посполитой. Понимая это, «царевич» предугадал желание своих новых покровителей, перейдя 17 апреля 1604 года в католичество. Более того, новообращенный католик удостоился чести обратиться лично с письмом к папе Павлу V.

Конечно, всех деталей тогда не знал никто, в том числе воевода князь Константин Острожский. Внешне посылкой хрустального креста патриарху Иову выказывалась «почесть», но, фактически, случилось так, что князь Острожский задержал патриаршего гонца. Афанасий Пальчиков был отправлен им из Киева к сыну воеводе князю Янушу Острожскому, более информированному о деле московского царевича. Однако Дмитрий уже стремительно продвинулся в достижении своей главной цели. Под кредит выказанною ему королевского доверия он приступил к набору войска для похода в Московское государство. Поэтому патриарший гонец оказался только помехой. Афанасия Пальчикова задержали в Речи Посполитой, где он провел год и еще «тридцать недель»[143].

Итак, в Москве первоначально узнали, «что тот вор розстрига, збежав с Москвы, объявился в Литве в Киеве и во Львове, и дьяволским учением стал называтися государским сыном царевичем Дмитреем Ивановичем Углетцким»[144]. Здесь, видимо отразился факт его пребывании в львовском Самборе, где сандомирский воевода Юрий Мнишек управлял известным королевским замком. Считается, что именно там произошла встреча Дмитрия с Мариной Мнишек. Точнее сказать, «свидание» самозванца было с отцом Марины сандомирским воеводой Юрием Мнишком, который скрупулезно «обговорил» все условия своей помощи «московскому царевичу», заключив с ним тайные договоренности в мае 1604 года. По достижении «царевичем Дмитрием» московского престола (и только при этом условии, действовавшим один год), будущий царь становился зятем воеводы Юрия Мнишка, и выделял ему и его дочери, а своей невесте Марине миллионы злотых. Мнишки претендовали на сказочное приданое в пол-Московского царства и должны были получить наследственные владения в Новгородской, Псковской, Смоленской и Северской земле[145].

Ни о чем подобном в Москве даже не догадывались, все подписанные самозванцем документы хранились где-то далеко упрятанными в казне воеводы Юрия Мнишка. Если бы самозванец потерпел поражение, то, скорее всего, никто и никогда бы не узнал об обещаниях и авансах выданных «царевичем». Не знал подробностей о совместных планах Лжедмитрия и Мнишков и царь Борис Годунов, но вести об агитации от имени царевича в Украинных городах Московского государства воспринял очень серьезно. Не дождавшись прямого ответа сначала от литовских магнатов, потом от киевского воеводы князя Константина Острожского, в Москве решили оказать дипломатическое давление на короля Сигизмунда III[146].

В сентябре 1604 года уже по всем дипломатическим правилам была приготовлена грамота, которую посланнику Постнику Огареву предстояло доставить на очередной общий сейм Речи Посполитой. Грамота, вышедшая из дипломатической канцелярии времен Бориса Годунова, представляет чрезвычайный интерес, потому что показывает, что успели узнать в Москве о самозванце накануне его вторжения. Цель посольства Постника Огарева состояла в том, чтобы убедить короля Сигизмунда III поймать и казнить, человека, называвшегося в Речи Посполитой царским именем. Для этого королю Сигизмунду III сообщали детали его биографии, которые целесообразно привести целиком (по тексту грамоты в книгах Литовской Метрики — официальном архиве Речи Посполитой): «Ведомо нам учынилосе, што в вашом господарстве, объявилсе вор, розтрыга, чернец, а наперод того был он в нашом господарстве в Чудове монастыре в дьяконех и в Чудовского архимандрита в келейниках, чернец Грышко; а из Щудова монастыра для писма был у богомольца нашого Нева патрыарха Московского во дворе. А до чернечества в мире звали его Юшком Богданов сын Отрепеева. А як был в миру, и он по своему злодейству отца своего не слухал, впал в ересь, и воровал, крал, играл в зернью, и бражничал, и бегал от отца многажда; и заворовався постригся у черницы и не оставил прежнего своего воровства, як был в миру до чернечества, отступил от Бога, впал в вересь и в чорнокнижье и прызыване духов нечыстых, и отреченья от Бога у него вынели. И богомолец наш Иев патрыарха, уведав про его воровство, и призванье нечыстых духов и чернокнижья, со всим вселенским собором, по правилом светых отец и по соборному уложенью, прыговорыли сослати с товарышы его, которые с ним были в совете, на Белое озеро в заточенье на смерть»