Смута в России. XVII век - [24]

Конечно, не все объяснялось хлебной спекуляцией, кто-то просто хотел сделать запасы на будущее, чтобы уберечь себя от угрозы голодной смерти. И здесь, несмотря на благие начинания царя Бориса Годунова, его подданные своими руками вымостили себе дорогу в тяжелые испытания Смутного времени. Пытаясь упорядочить хлебную торговлю, царь Борис успешно ее разрушил и начавшиеся процессы являются классическим пособием на тему «как устроить гражданскую войну в России». Хлеба в стране оставалось еще достаточно. Как писал тот же Авраамий Палицын, потом еще четырнадцать лет «от смятения» им питались «во всей Русской земле». Борис Годунов отказался от закупок голландского зерна, услужливо привезенного иноземными купцами, прослышавшими про голод в России и возможность неплохо на этом заработать. Из объявленного 16 мая 1602 года в Нарве «продажного хлеба» ржи и других товаров на царский обиход, как и в прежнее время были закуплены редкие вина[108]. Значит, царь считал, что может справиться собственными силами. Но вмешавшись запретительными мерами в частный торг, царь Борис уничтожил коммерческую инициативу и ее место быстро заняли неповиновение, всеобщий обман и подозрительность. Царь приказывает печь хлеб «определенного веса и по определенной цене», а пекари, по свидетельству Исаака Массы, «для увеличения тяжести пекли его так, что в нем было наполовину воды, от чего стало хуже прежнего»[109]. В обстановке «доводов» сыпались обвинения даже патриарху и монастырям, где обычно скапливались запасы хлеба. Только житницы самого царя Бориса были широко раскрыты, как ворота, всем бедным и голодным.

Узнав о выдаче милостыни, в Москву по всем дорогам бросились голодные люди. Царь Борис, по известию «Нового летописца», «повеле делати каменное дело многое, чтобы людем питатися, и зделаша каменные полаты болшие на взрубе, где были царя Ивана хоромы». Слух о том, что в Москве можно прокормиться на перестройке двора Грозного царя, видимо, быстро разошелся, но привлек не только всех, способных к черновым строительным работам, но также обычных разбойников. Поэтому благая мера царя Бориса грозила превратиться в кошмар и ужас всех больших дорог государства, особенно подмосковных, по которым сбирались в столицу будущие наемные рабочие.

Скученность голодающих людей, не имевших крова в Москве, очень быстро стала причиной «мора». Возникла новая тяжелая проблема, что делать с телами умирающих, которых не успевали подбирать на улицах. И снова царь Борис Годунов нашел быстрый ответ: «повеле мертвых людей погребати в убогих домах и учреди к тому людей, кому те трупы сбирати»[110]. Во всем этом, кроме знакомых жителям Московского государства санитарных мер, была другая духовная сторона человеческого ухода без покаяния, с которой не могли не считаться люди той эпохи. Поэтому-то и понадобилось создавать, как пишут источники, три специальных кладбища — «скудельницы» для людей, умерших скоропостижной смертью[111]. Авраамий Палицын в своем «Сказании» привел какие-то известные тогда цифры погребенных: «И за два лета и четыри месяца счисляющу по повелению цареву погребошя в трех скудельницах 127 000, толико во единой Москве». И не удерживается от возгласа, вспомнив о других неисчислимых жертвах голода: «Но что се? Тогда бысть в царствующем граде боле четырех сот церквей, у всех же тех неведомо колико погребше христолюбцы гладных. А еже во всех градех и селех никто же исповедати не может: несть бо сему постижениа»[112]. О более чем 120 000 умерших в Москве от голода писал также Жак Маржерет: «они были похоронены в трех назначенных для этого местах за городом, о чем заботились по приказу и на средства императора, даже о саванах для погребениях»[113]. Кстати, стоит подчеркнуть эту деталь, встречающуюся у упомянутых авторов — погребение умерших в Москве царь Борис Годунов брал на свой счет.

Меры по борьбе с голодом коснулись не одной Москвы, но всего государства. В 1602 году была достроена Смоленская крепость и завершение ее строительства тоже укладывается в продуманную логику организации общественных работ. Царь Борис Годунов, по свидетельству одного знакомого Жака Маржерета, послал в Смоленск огромную сумму в 20 000 рублей. Но ни раздача милостыни, ни попытки занять людей работой и дать им твердый заработок не помогали. Многие были тогда уверены, что счастье отвернулось от жителей Московского государства готовы уже были искать виноватых. Кроме того, как бы велико ни было желание царя Бориса помочь всем нуждающимся, сделать этого он все равно не мог. Люди оставались один на один со своими несчастьями, но надо выяснить, какой выбор они делали.

Много уже сказано о злоупотреблениях, однако было бы неверно остановиться только на этом. В «Житии» муромской дворянки святой Ульянии Осорьиной содержится рассказ о бедствиях голодных лет времени царя Бориса Годунова. Ее жизнеописание подтверждает все, что нам известно о тяжелых голодных летах и показывает, как в течение немногих лет приходит в упадок хозяйство вдовы Ульянии, выбравшей другой путь — выживания вместе со своими «рабами» и «челядью» (то есть крестьянами и холопами): «В то же время бысть глад крепок во всей Русстей земле, яко многим от нужда скверных мяс и человеческих плотей вкушати, и множество человек неисчетно гладом изомроша», писал автор «Жития» Ульянии Осорьиной». Переходя к рассказу об Ульянии Осорьиной, он рассказывал как и ее, вместе со всеми, постиг неурожай и голод, как она пыталась накормить своих людей и удержать их от пагубного воровства, распродавая свое имущество: «В дому же ея велика скудость пищи бысть и всех потребных, яко отнюдь не прорасте из земля всеяное жита ея. Коня же и скоты изомроша. Она же моляше дети и рабы своя, еже отнюдь ничему чужу и татьбе не коснутися, но елико оставляшася скоты, и ризы, и сосуды вся распрода на жито и от того челять кормяше и милостыню доволно дояше, и ни единаго от просящих не отпусти тщима рукама. Дойде же в последнюю нищету, яко ни единому зерну не остатися в дому ея». В конце концов видя, что уже не может прокормить своих крестьян, Ульяния Осорьина дала им вольную: «Она же распусти рабы на волю, да не изнурятся гладом»