Смута. Ее герои, участники, жертвы - [20]

Очень вероятно, что главными помощниками Григория стали иезуиты, сразу же заинтересовавшиеся православным дьяконом, склонным к перемене веры и нарушению монашеского обета. Для них авантюра с «царевичем Дмитрием» давала возможность внести смуту в православную страну и ослабить ее. К тому же католики могли надеяться что за материальную и моральную поддержку самозванец в случае успеха хорошо отблагодарит помощников — позволит беспрепятственно распространять «латынство» в России. Иезуиты были вхожи и в королевские покои, и в замки самых знатных польских панов. К их мнению и советам прислушивались многие. Поэтому создать благодатную почву для появления «Дмитрия» им оказалось несложно.

В источниках существует несколько версий превращения Григория в царевича Дмитрия. По одной, будучи слугой князя А. Вишневецкого, он тяжело заболел и во время исповеди признался православному священнику в том, что является царским сыном. После выздоровления Григория священник все рассказал князю. По другой — во время прислуживания князю Адаму Вишневецкому в бане Григорий заявил, что не заслуживает неуважительного отношения, поскольку принадлежит к царскому роду. Князь Адам оказался удивительно легковерным. Он сразу же согласился считать своего неказистого русского слугу царевичем, переодел в роскошные одежды и начал представлять остальной польской знати «чудом спасшимся сыном царя Ивана Грозного». Несомненно, что Вишневецкий был заранее подготовлен иезуитами, поэтому лишних вопросов своему гостю не задавал и во всем стремился ему помочь.

В версиях превращения нашего героя в царевича удивляет только одно: почему высокообразованный Григорий был всего лишь простым слугой у князя, а не его почетным гостем, как, к примеру, бежавшие в Литву в середине XVI века троицкий игумен Артемий и монах Феодосий Косой? Поселившись при дворе знатных панов, они имели возможность заниматься литературным трудом и проповеднической деятельностью. Григорий же, по утверждению иезуйтов, сначала служил на кухне пана Гойского (это после обучения в протестантской школе!), а потом подавал платье князю Вишневецкому. Эта явная неправдоподобность свидетельствует о том, что версии были всего лишь выдумкой для простых людей, любящих сказки про гонимых и страдающих в нищете царевичах и принцах.

Под стать версиям превращения был и рассказ Григория «о своем спасении» от рук наемных убийц. Некий воспитатель по фамилии Щелкалов, предполагая, что Борис Годунов постарается убить царевича, чтобы расчистить себе путь к престолу, подменил его в раннем детстве. Для этого он положил в колыбельку другого ребенка. Даже родная мать не заметила подмены и обращалась с подкидышем как с родным сыном. Дмитрию же пришлось жить при монастыре под чужим именем. После смерти своего покровителя он был вынужден бежать в Речь Посполиту. В этом рассказе совершенно неправдоподобной представляется замена одного ребенка другим. Мать, кормилица, мамка и нянька сразу бы заметили, что вместо Дмитрия в колыбельке оказался другой мальчик. Кроме того, известные думские дьяки Андрей Щелкалов и Василий Щелкалов не были воспитателями царевича. Оба были видными государственными деятелями и занимались дипломатией и служебными назначениями дворян. Первый умер в 1597 году, второй — в 1611. При угличском удельном дворе никто из них не бывал.

Но польская знать не стала вдаваться в эти детали и подробности и охотно принимала «царевича» в своих замках. Более того, нашлись лица, которые утверждали, что видели царевича в детстве и могут засвидетельствовать, что бывший слуга князя Вишневецкого — точная его копия (как будто сходство ребенка со взрослым мужчиной так уж очевидно). Одним из первых свидетелей стал некий Петровский, слуга канцлера Льва Сапеги. Хотя тот был беглым москвичом, но вряд ли имел возможность видеть настоящего царевича Дмитрия даже во младенческом возрасте. Однако и его никто не стал допрашивать с пристрастием. Всем хотелось верить в истинность Дмитрия и помогать ему: кто по доброте душевной, а кто и с определенным умыслом — поправить свое материальное положение в случае его успеха.

Особенно усердствовал воевода Самбора Юрий Мнишек. Он был обвинен в растрате казенных средств, которые получал как управитель королевскими землями. За это грозила тюрьма, а на его иждивении были довольно молодая вторая жена и дочь Марина. Младшую, Урсулу, удалось выдать замуж за престарелого князя Константина Вишневецкого. Та же судьба ждала и Марину, которой было только 16 лет. «Царевич Дмитрий» был приглашен в Самборский замок и вскоре превратился в преданного воздыхателя воеводской дочери. Отец всячески поощрял влюбленного юношу, полагая, что лучшего зятя ему не найти.

А. С. Пушкин в трагедии «Борис Годунов» исключительно точно описал взаимоотношения между Мариной Мнишек и Григорием Отрепьевым. Вполне возможно, что самозванец открылся своей возлюбленной, но та предпочла сразу же забыть правду в надежде стать русской царицей. В курсе авантюры был, скорее всего, и Юрий Мнишек, но его интересовала не истина, а возможность поправить свое финансовое положение. Овладев сердцем Григория, властная Марина захотела получить и его душу. Для этого он должен был окончательно отречься от православной веры и стать католиком. Вряд ли самозванец долго колебался. Жажда приключений была в нем сильнее каких-либо внутренних убеждений. Но афишировать свою нетвердость в вере он не стал, поэтому тайно отправился в францисканский монастырь и там принял католичество. Папский нунций А. Рангони даже посоветовал Григорию вступить в переписку с папой римским и попросить у Ватикана денег для организации похода на Москву. Тот так и сделал и вскоре получил из Рима благоприятный ответ. Теперь необходимо было вовлечь в затею короля Сигизмунда III. Поскольку тот был ревностным католиком, то и это удалось сделать быстро.