Смотрящая в окно - [7]

— Для маньяков — никакого домашнего ареста, — отрезал Соболев. — Он общественно опасен, а также имеет средства и возможность покинуть страну, поэтому будет сидеть в СИЗО.

— Ты абсолютно уверен? — с нажимом переспросил Федоров. — Он не выйдет до семнадцатого марта?

— Скорее всего, и после семнадцатого тоже. А ты чего задергался-то?

Федоров вздохнул и сильнее сжал в руках сложенную трость.

— Семнадцатое марта не отменено, — чуть охрипшим от тщательно скрываемого волнения голосом сообщил он.

— В каком смысле? — недобро уточнил Соболев, хотя прекрасно понял, что собеседник имеет в виду.

— Ритуал, — предсказуемо пояснил Влад. — Его последний этап. Он все еще может произойти. То есть… скорее всего, произойдет.

— Не может, — отрезал Соболев. — И не произойдет. Олег Назаров сидит и будет сидеть. Я сказал! — добавил он, вспомнив известный эпизод из фильма.

— У него мог остаться сообщник на свободе, который закончит ритуал за него, — возразил Федоров. — Нурейтдинов тогда говорил, что это может быть целая секта.

— Нурейтдинов считает, что в любом случае убийства должен совершать кто-то один. Глава культа, если хочешь. Да и нет у нас оснований считать, что есть кто-то еще. Они действовали с Татьяной, да и ту он держал только потому, что она скрывала от него точное расположение активных точек. И как только он свистнул ее тетрадочку с записями, она стала ему не нужна. К тому же она собиралась сама совершить четвертое жертвоприношение, а это могло нарушить весь ритуал. Поэтому твой зять ее и грохнул.

— Думаешь?

Соболев картинно развел руками, хотя и этого собеседник не мог видеть.

— Так считает Нурейтдинов, наш великий консультант в области культов.

— Ты уверен в его правоте?

Соболев и хотел бы сказать: «Да!», но язык не повернулся. Если говорит откровенно, то он считал и самого Нурейтдинова, и весь его Институт исследования необъяснимого мутными. Нет, а как вообще воспринимать всерьез организацию, сотрудники которой чуть ли не в «Битве экстрасенсов» выступают? Да и все эти разговоры про магию, колдунов, демонов и тому подобное не внушали Соболеву доверия. Несмотря на все, что он за эти месяцы успел увидеть и узнать.

Но озвучивать свои сомнения ему тоже совершенно не хотелось, поэтому он предпочел ответить уклончиво:

— Слушай, все закончилось, поверь мне. Нет никаких следов третьего участника в этом деле. И уж тем более целого культа! И Назаров твой не выйдет. Уж до семнадцатого — сто процентов, чего бы там твой брат ни делал.

Он надеялся, что после этих слов Федорова отпустит, но тот продолжал сидеть все с тем же напряженным видом. Знай Соболев его чуть хуже, решил бы, что посетитель по-настоящему напуган.

— А если все уже запущено? — не унимался тот.

«Ты у меня запущенный, — подумал Соболев, вздыхая и подпирая голову рукой. — Крайне запущенный случай…»

— Что именно? — устало поинтересовался он вслух.

— Ну… какой-то магический механизм… Что, если семнадцатого марта уже не нужно жертвоприношение или оно необязательно? Что, если нечто все равно пробудится и случится что-то страшное?

— Прекрати себя накручивать! Влад, серьезно… — Соболев снова вздохнул, подбирая слова. — Ты просто не можешь отпустить ситуацию. И я тебя по-человечески понимаю. Охота за маньяком придавала смысл твоей жизни, от такого тяжело отказаться. Но все закончилось. Прими это. Переключись на что-нибудь. Найди другой смысл. Я не знаю… Вернись в свой холдинг, у вас там, как я вижу, вакансия открылась. Или женись на своей Юле, езжайте с ней в путешествие. Или попробуй применить свой дар к другим расследованиям. Вот, хочешь, поищи парня, который должен был приехать к семье на выходные из Москвы, но потерялся где-то по дороге. Или вот еще какой-то недоумок шлет нам письма с угрозами взорвать то бизнес-центр, то школу. Наверняка, еще что-нибудь придумает. Нам бы его взять по-быстрому, потому что в пятницу планируется какая-то серьезная сходка… в смысле, мероприятие у очень серьезных людей — бизнесменов, руководства области, и нам его пасти, а срочная эвакуация в этом случае окажется очень некстати. Хочешь что-нибудь из этого? Нет? Тогда не отвлекай меня от работы, пока у тебя не появится что-нибудь серьезнее опасений.

«Может, надо его как-то вывести из кабинета? — задался вопросом Соболев, глядя на слепого собеседника, который продолжал неподвижно сидеть напротив него. — Как еще намекнуть слепому, что ему пора?»

— Семнадцатое марта не отменено, — повторил Федоров угрюмо.

Его волнение стало еще более заметным, что в свою очередь начало нервировать Соболева. Этого парня он привык видеть или раздражающе спокойным, или просто недовольным. Страх — а теперь было уже бессмысленно отрицать, что это именно он, — Федорову не шел.

— Да с чего ты это взял?! Что может случиться семнадцатого марта?

— Я умру.

Слова прозвучали так просто и в то же время упали между ними тяжелым камнем, надолго погрузив кабинет в тягостное молчание. Соболев сверлил посетителя недоуменным взглядом, пытаясь понять: это такая неуместная шутка или Федоров совсем поехал крышей на нервной почве? Наверное, не стоило так наседать на него месяц назад, обвиняя в массовых убийствах…