Смотритель маяка - [25]

– Зато предельно красочно. Рад был познакомиться, Агата. Ещё увидимся.

Он бросил на Феликса презрительный взгляд, нарочито вызывающе положил в рот ложку мороженого и вернулся за столик к друзьям, покрытый тонким слоем праведной важности.

Тим продолжал упражняться с чётками.

– Мы думали, ты ею прямо на стойке овладеешь. Эмиль уже пакеты для рвоты приготовил.

– Болваны!

Эмиль поставил перед Артёмом законченного лебедя.

– У неё ты тоже номер не взял?

– Между прочим, она отменно рисует. – Артём не пытался отбиться от нападок, а просто игнорировал их. – Её работы могут принести ей славу.

– Феликс в тебе едва дырку не просверлил. Что ты ему такого сказал? Пригласил на свидание?

– Нет, сказал, что ты по нему страдаешь, но стесняешься сделать первый шаг.

– Вообще не смешно, – проворчал Эмиль.

– Вот и ему не понравилось. – Артём управился с мороженым и поставил пустую вазочку рядом с креманкой Тима. Эмиль понял, что поиздеваться над другом не получится и посмотрел на часы.

– Снежана уже едет за мной, – сказал он. – Скоро будем прощаться.

– Уже без страха доверяешь ей автомобиль?

– Отношения без доверия невозможны, – Эмиль вернул Артёму его же, слегка переделанную фразу. – Девчонке приятно крутить руль. Стараюсь не срываться на неё по пустякам. Пока обходится без штрафов.

Артём не помнил, куда забросил своё водительское удостоверение. После аварии он решил, что никогда больше не сядет за руль. Только если того потребует профессия актёра. И тем более не рассказывал друзьям об играх разума. Когда до них дойдёт, что он не шутит, они предложат ему пройти диагностику. Он бы и сам дал себе такой совет. Интересно, а какие тайны они от него скрывали?

– Ты уверен, что твою роль в «Призраках» не вырежут? – спросил Тим. – Мне было бы обидно заплатить за билет и не увидеть тебя на экране… когда? В следующем году?

– Ближе к весне, – подтвердил Артём. – Не знаю, под каким названием фильм выйдет в прокат. В кино ни в чём нельзя быть уверенным. Вырежут, если захотят, повлиять на это я не в силах. Никто и не узнает, что оборотень устроил в доме кровавую резню. Сначала запросто прикончил дюжину «обкуренных подростков» на первом этаже, потом разобрался с тремя жертвами на втором. А я, опоздавший на вечеринку счастливчик, вместо того чтобы трубить во все трубы, за каким-то чёртом побрёл по этажам. Кадры могут смонтировать так, что моего появления в доме не произойдёт. Моя роль никак не влияет на сюжет. У моего героя даже имени нет. Минута экранного времени, и про меня забудут. Есть в кино что-то от колдовства. Я читал лишь свою часть сценария. Но мне известна канва сюжета. События в доме никак на фабулу фильма не воздействуют. Всего-то кровавый эпизод, там таких полфильма.

– Настоящих ужастиков наша киноиндустрия пока снимать не научилась, – сказал Тим. – Не говоря уже о пародиях, вроде крейвеновского[5] «Крика». Нет ни сценаристов, ни постановщиков, ни школы мистиков как таковой. Не согласны? Назовите хотя бы один снятый при наших жизнях нормальный отечественный фильм ужасов?

– Ну почему же, у нас много ужасных фильмов.

– Вот именно, не фильмов ужасов, а ужасных фильмов.

– Очень смешно, умник. Артём, помогай.

– Тим прав. Фильмы Канцевича – не классический хоррор. Он переносит популярные американские страшилки на нашу почву. Что это, как не вторичность? Все части «Отточенного лезвия» – это сборник штампов зарубежного кинематографа. Маньяки, привидения, ожившие мертвецы, вампиры, оборотни, пришельцы – всё не раз обыгрывалось в кинематографе до Канцевича. Он хорош тем, что своей плодовитостью закрывает часть спроса на низкие эмоции.

– Каюсь, я смотрел все его творения.

– Я тоже. – Тим показал, как посыпает голову невидимым пеплом. – У меня после них неделю шли из глаз кровавые слёзы.

– До запора хоть не дошло? – с интересом спросил Эмиль.

– Все разговоры сводишь к моей тощей заднице. Ну не в моём ты вкусе! Мне женщины нравятся! Ну, прости! Прости!

Тим захотел обнять Эмиля, но тот почему-то резко отдёрнулся, невзирая на гипс, и полез под стол за костылём. Тим оказался быстрее, стащив оба костыля у него из-под носа.

– Отдам, когда из твоей безрассудной головы выветрится желание убить меня.

– Я с этим желанием теперь буду засыпать и просыпаться, так что носи на здоровье.

– Ты опять?! – воскликнул Тим. – Нормальные мужики девчонок перед сном представляют, один ты меня хочешь видеть. Спасибо, конечно, но пусть это будет нашей маленькой тайной!

– Артём, можешь его подержать, а то ведь убежит, когда я начну вставать?

– Не вопрос. – Артём неестественно улыбнулся. – Пятьсот рублей будет в самый раз.

– По рукам.

– Так вот какова цена дружбы? – возмутился Тим.

– Твоя жизнь дороже не стоит, – ответил Эмиль, приподнимаясь на здоровую ногу.

– Артём, хочешь заработать тысячу?

– Не слушай его, Артём. Всё равно обманет. Нет у него тысячи.

– Отбой, парни, – сказал Артём, обрывая дружескую перепалку на самом интересном месте. – Эмиль, твоя девушка здесь.

Снежана не сняла в помещении солнечные очки. Ей нравилось создавать вокруг себя неиссякаемый ореол загадочности. Если мир – это подиум, то она шагала по нему с высоко поднятой головой, и могла видеть при таком ракурсе лишь звёздное небо. Заострённое высокомерие непостижимым образом сочеталось в ней с удивительной покладистостью и даже неестественной скромностью. За два года учёбы Артёму удалось разглядеть за интригующей пеленой противоречивого образа яркую пустоту. Ни кротость в одежде, ни располагающая внешность не могли заставить его поверить в искренность этой девушки. Деньги родителей позволяли Эмилю, а значит, и ей жить с комфортом. Без них у Эмиля не было бы ни единого шанса затащить в постель и долгое время удерживать при себе такой, надо честно признаться, лакомый кусочек.